— Что с тобой? Проснись!
Он открыл глаза. Лицо горело. Странно. Ведь ударили в грудь. На осознание того, что рот свело от крика, ушло несколько секунд. Но из груди не вырывалось, ни звука.
От страшного сна остались только чужие руки, крепко держащие его. Джон в ужасе спрыгнул с кровати и впечатался головой в пол.
— Не бойся, это я, Уэлси.
Знакомый голос смыл остатки кошмара.
Господи. Ничего не случилось. Он жив.
Бросившись к женщине, Джон уткнулся лицом в ее длинные рыжие волосы.
— Все хорошо, ты с нами, дома, — бормотала она, нежно поглаживая его по спине.
Дома. Уже целые шесть недель…
После долгих лет сиротства и скитаний он наконец-то обрел семью. Уэлси и Тора.
Которые о нем заботились, слушали и понимали его.
Узнать правду было нелегко. Но — все сразу встало на свои места. Вот почему Джон так отличался от других людей — все вампиры до превращения были хилыми и тщедушными. Даже Торман когда-то был таким. А теперь он — великий воин.
Уэлси заглянула ему в глаза:
— Так что это было?
Джон покачал головой, судорожно сжимая объятия и зарываясь глубже в ее плечо.
Зетист материализовался у домика Беллы и скрипнул зубами. Снова какая-то сволочь нанесла визит. На пороге натоптано, в снегу свежие отпечатки шин. Черт, судя по следам, из дома выносили вещи.
Мысль о том, что еще одна частичка девушки покинула дом, была невыносима.
Матерь божья, а если родственнички растащат все барахло, что же останется ему? Где предаваться воспоминаниям?
Окинув взглядом крыльцо и окна гостиной, Зет ухмыльнулся. А что, может, и самому что-нибудь спереть? На память. Это, конечно, скотство, но — что поделаешь? Придется стать вором.
Меньше всего хотелось иметь дело с ее аристократической семейкой. И в лучшие-то времена общение с окружающим миром давалось ему с трудом, а сейчас… После похищения Беллы он стал не просто замкнутым, а откровенно опасным. Связи с общественностью — это по части Тормана.
Зет обошел дом и открыл дверь в кухню. Отключив сигнализацию, он первым делом глянул, как поживают рыбки. Кто-то уже успел о них позаботиться! На поверхности плавали хлопья корма.
Сердце сжалось от ревности. Непонятно почему, но этот дом стал для него родным.
Он убирал следы былого разгрома, поливал цветы, ухаживал за аквариумом. Побывал во всех комнатах, изучил каждую ступеньку, успел посидеть на диване и поваляться в кровати. Проверил задом каждый скрипучий стул. Черт! — он даже готов был купить этот сарай, если бы его выставили на продажу. Раньше ему бы и в голову не пришло связываться с недвижимостью. Любая собственность вызывала отвращение. А сейчас все, что хранилось под этой крышей, притягивало со страшной силой. Как храм ее памяти.