— Два года — это вообще ерунда! Мамочка сказала, что я за эти два года почти не выросла, и мне не будут шить новое зимнее пальто — только Анночке.
— Да, — качает головой Эллочка, — ты действительно почти не выросла.
— Ну вот! — кричу я в восторге. — Значит, дома всё по-прежнему — замечательно и прекрасно, я в этом уверена!
— А я вот в этом совсем не так уверена! — говорит Эллочка и хмурится.
Мы едем в поезде! В Москву, ДОМОЙ! Мы с Анночкой так рады, что всё время бегаем по вагону и со всеми разговариваем. Мамочка этим недовольна и говорит, что мы «надоедаем людям». А Бабушка говорит, что мы никому не надоедаем, потому что все нас полюбили. А я так счастлива, что ни о чем не думаю, а просто бегаю по вагону, смеюсь, а когда устану, с кем-нибудь поговорю!
Поезд остановился. Москва! Мама быстро выбегает, приходит с «носильщиком», он везёт по перрону наши вещи, а потом сажает в какую-то большую грузовую машину, и мы едем домой!
Машину кто-то разгружает около нашего подъезда — у нас мало вещей. Дом наш совсем не изменился! Вдруг я вспоминаю всё, что Элка говорила в Свердловске про нашу квартиру. Я смотрю на Элку — она смотрит на меня, и мы как сумасшедшие вбегаем в подъезд, бежим на третий этаж, вбегаем в нашу квартиру № 20 и в нашу комнату.
Мы тяжело дышим и разглядываем комнату.
— Всё так же, как и было, — говорит Эллочка. У неё стали огромные глаза и немножко дрожат губы.
— Ещё лучше стало! — кричу я.
Мы стоим и любуемся комнатой.
Я смотрю на Эллочку, у неё такое лицо…
Счастливое лицо!
Как дома хорошо! Как замечательно! Я сажусь на Бабушкину кровать и разглядываю нашу комнату, у меня в груди так много всего, что туда, по-моему, уже больше ничего не поместится! Элка сидит на своей кровати, Анночка на своей. На комоде всё стоит не на своих местах!
— А почему на комоде всё стоит не так, как надо? — спрашиваю у Элки.
— Потому что без нас здесь жили… дураки какие-то, — ворчит Элка.
— В нашей квартире… кто-то жил? — Я так удивляюсь, что даже больше сказать ничего не могу. Вскакиваю с кровати, подбегаю к комоду, Эллочка тоже встаёт со своей «атаманки» и подходит к комоду.
— Сейчас всё по-человечески поставим, — говорит Элка.
И мы всё переставляем, как было. Элка переставляет, а я отхожу к Бабушкиной кровати и говорю:
— Левее… правее… ближе к стенке. Вот теперь всё, как было.
Мы с Элкой так радуемся, что даже хохочем. Вот она, на своём месте, китайская лампа для ночи — по-моему, она стала ещё красивее! Вот не совсем круглое Бабушкино зеркало, а я раньше не замечала, какие красивые у него по бокам ребрышки! А вот и большая раковина. Я прошу Эллочку: