Вдруг слева раздался глухой возмущенный ропот. Электрическая искра волнения мгновенно пробежала по всему людскому монолиту.
— Что? Кому-нибудь плохо? Или большевистская провокация?
По широкому проходу, оставленному для крестного хода, на виду у всех, шел невысокий человек в поношенном пальто и в зеленой технической фуражке.
— Коммунист с пчеловодных курсов, — послышался шопот, — в правом крыле бывшей монастырской гостиницы пчеловодные курсы.
Человек шел, стараясь быть спокойным, не снимая шапки, нагло встречая направленные на него возмущенные взгляды.
— Что делать? — подумал Павел, — они ведь и хотят вызвать эксцессы, чтобы к чему-нибудь придраться!
Толпа на мгновенье замерла в нерешительности. Затем, подобно шуму отдаленного прилива, негодующий гул пронесся в обратном направлении. Павлу показалось, что весть о грозящей провокации докатилась до самых древних стен, ударилась о них и, грозно возрастая, покатилась назад.
— Неужели его сейчас растерзают? Нет, этого нельзя допустить!
Ропот рос и приближался. Руки мужчин, составлявших цепь, отделявшую идущего от толпы, еще крепче вцепились друг в друга. Походка его стала нервной. Тысячи глаз следили за каждым его движением. Вдруг он остановился как бы в нерешительности, снял фуражку и, бледный, как смерть, быстро пошел назад. Вздох облегчения вырвался у Павла и его соседей.
— Испужался, нечистая сила! — произнес грубый мужской голос.
Было уже далеко за полдень, когда из-за высокой балюстрады верхнего храма появилась фигура архиерея в полном облачении. Звонкий голос понесся над еще более затихшей толпой.
— Борис Можайский, — прошептал кто-то.
Как ни напрягал Павел слух, слова архиерея до него не долетали.
— Борис Можайский… вот также когда-то мог говорить с москвичами Борис Годунов, — думал Павел.
Архиерей кончил слово и скрылся в храме.
— Скоро выносить будут, — заговорили в толпе. Восемь часов подряд простоял Павел на площади перед собором. Около пяти часов дня из храма показалась процессия. Впереди несли легкие, красные, шитые золотом хоругви на длинных, тонких древках. Гроб сопровождало около ста епископов, три могучих протодьякона, католический священник в пурпурном облачении, множество монахов и священников. За гробом несли нескончаемые венки, многие от московских фабрик и заводов. Медленно, торжественно, останавливаясь на литии, шествие трижды обошло вокруг собора, повернуло направо в направлении нового кладбища и исчезло в маленьком, приземистом, одноглавом древнем соборе, где и был погребен Святейший.
Повернулась страница истории русской церкви. На место Тишайшего патриарха не было выбрано нового: Собор не мог собраться потому, что виднейшие иерархи православной церкви были в заключении. Еще до кончины патриарха было назначено три его заместителя: митрополит Кирилл, митрополит Агафангел и митрополит Петр Крутицкий. Первые два находились в заточении. Блюстителем патриаршего престола стал митрополит Петр. Петр — значит камень. В противоположность Тишайшему патриарху, митрополит и по внешности, и по характеру походил на камень. Лицо патриарха было полно любви и ласки. Лицо митрополита было каменно-непреклонным. Через несколько месяцев митрополит Петр был арестован. Около десяти лет провел он в заточении и умер, не сделав безбожной власти ни одной уступки.