Часто издеваясь над всем «старым и отжившим», тов. Блюхер оскорблял религию и церковь. Один раз Павел не выдержал и попросил слова. Тов. Блюхер насторожился, но слово дал. Павел встал и, срывающимся от волнения голосом, чувствуя на себе глаза всего зала, сказал:
— Религия, по конституции, объявлена частным делом, в зале могут быть верующие, — не надо их оскорблять, товарищ директор!
— Вы, Истомин, наверно, говорите только про себя! — визгливо прокричал директор.
На другой день в школьной стенгазете, в отделе «кому что снится» было написано: «Истомину снится патриарх Тихон». Это значило, что против Павла началась настоящая травля. Защиты искать было негде.
Однажды, подходя к старинному, с колоннами, зданию школы Павел встретил гимназического сторожа Григория, уютного, чистенького старичка, прежде строгого хранителя всех гимназических тайн и традиций. После смены директора Григорий чувствовал себя еще хуже, чем Павел, и терпели его только благодаря несомненно пролетарскому происхождению.
Вид у Григория был совсем расстроенный, щетинистые усы печально повисли. Григорий хотел было пройти мимо, но приостановился и с трудом произнес:
— Занятий сегодня не будет.
— Почему не будет? — удивился Павел.
Григорий безнадежно махнул рукой и Павлу показалось, что глаза старика наполнились слезами.
— Эта самая, как ее… ячейка… судить будет.
— Кого судить? — еще более удивился Павел.
— Ячейка… судить будет… — повторил Григорий и пошел дальше.
Войдя в класс, Павел застал там только старосту, Сережу Анохина.
Родители Анохина ушли заграницу с Белой армией и он воспитывался у двоюродной сестры.
— Иди в зал, — сказал Анохин, — там скоро суд начнется.
— Мне уже Григорий говорил, только я понять не могу, какой суд? — спросил Павел.
Сережа недоверчиво посмотрел на товарища:
— Разве ты ничего не слышал?
— Конечно, не слышал.
Павел знал, что Сережа по натуре службист и дипломат и борьбу с директором считает бессмысленной.
— Комсомольская ячейка и актив ставят инсценировку суда над старой школой, все ученики должны присутствовать. Иди скорее в зал, а то на тебя и так косятся, — сказал Сережа, смотря в сторону.
* * *
В длинном актовом зале с одной стороны была сделана деревянная трибуна, задрапированная кумачом. В центре трибуны стоял большой стол для членов суда, два маленьких стола для прокурора и защитника и скамья для подсудимых. Над трибуной, на задрапированной подставке, возвышался белый гипсовый бюст Ленина. Бюст с саркастической улыбкой смотрел на зал, полный учениками первой и второй смены.
В дверях Павел столкнулся с комсомольцем Ивановым. Иванов насмешливо посмотрел на Павла, скривил тонкие брови и произнес жалобным голосом: