В свете нового дня воды озера отражали безоблачное небо. Появившийся ветер образовал небольшую рябь на его поверхности, и деревья нежно шелестели.
Но для Роджера и Сьюзен этот прекрасный день был омрачен. Омрачен страхом.
Сьюзен приготовила яйца, сделала тосты и кофе. К ее удивлению, кухня оказалась современно оборудованной. Пока они ели, Сьюзен спросила:
— Как ты думаешь, может, нам съездить в ближайший магазин и посмотреть, есть ли там свежий номер «Глоуб»?
— Пожалуй, — согласился он.
Она закончили завтракать в тишине, как будто были женаты долгое время и им не нужно было утруждать себя светской беседой.
Но потом Сьюзен, взвесив опасность, непринужденно произнесла:
— Давай, пожалуй, не будем рисковать. Да и жалко тратить такой чудесный день на поездку в машине. Мы можем просто позвонить Дженнифер и спросить ее о новостях.
Роджер сейчас готов был соглашаться со всем, что она говорила или предлагала. Его одиночество кончилось. Первый раз в жизни он начал осознавать, что значит любить и быть любимым. И сейчас был в состоянии эйфории.
— Позвони ей, дорогая, — сказал он.
Когда Сьюзен ушла звонить, он подумал о том, как естественно он произнес слово «дорогая». Роджер был не из тех людей, которые с легкостью демонстрируют свои чувства.
Он попытался вспомнить слова, которые говорил Хильде, исключая, конечно, те, что звучали, когда они ссорились. Это было совсем другое. Он, должно быть, звал ее «дорогуша», но «детка» или «милая» он никогда в жизни не говорил.
Как и для многих врачей и научных деятелей, для Роджера Элвина слова значили очень много. Он привык к словам, которые имели точное и определенное значение. В языке медицины не было двусмысленности. Иначе это могло привести к катастрофическим последствиям.
Невольно он перенес свои профессиональные привычки и в личную жизнь. К этому добавилось его нежелание проявлять свои чувства.
Слова любви должны произноситься наедине, в спальне. Но с тех пор, как он встретил Сьюзен, слова «дорогая» и «любимая» стали для него естественными. Он знал все об операциях на человеческом теле, но ему казалось, что Сьюзен сама сделала какую-то операцию у него в голове.
Сьюзен вернулась улыбаясь. Он посмотрел на нее.
— Дорогая, — сказал он. — Дорогая, любовь моя, малышка… э… куколка, сладкая…
— Что с тобой случилось? — спросила она смеясь.
— Я могу говорить на французском, немецком языках, на мексиканском диалекте, — ответил Роджер. — Но теперь я начал изучать новый язык — любви.
Они оба засмеялись, обнялись, и все было замечательно. Но потом он спросил: