— Я им так и сказал, — сухо заверил Адам. — Мы скоро поедем.
— Говорю тебе...
— Перестань спорить, женщина, — устало приказал он. — Ты никогда не была такой сварливой! Веришь или нет, я всегда очень хорошо относился к твоему отцу, уважал его. И сейчас я собираюсь ехать в больницу, в любом случае. С тобой или без, — прибавил он, когда Мэгги снова попыталась что-то сказать.
Снова у нее нет сил спорить. Адам может делать, что пожелает — по-другому он никогда не поступал! — может и она. Но его рука по-прежнему лежит на ее груди, а нога — на ее ногах... Черт возьми, он слишком близко!
Он пошевелился, в полутьме спальни — свет шел из-под неплотно прикрытой двери — она увидела, как он приподнялся на локте и наклонился над ней. Еще ближе!
— Ты такая красивая, Магдалина, — проговорил Адам, лаская черный шелк ее волос.
Этот голос был так соблазнительно нежен. Мэгги почувствовала привычную податливость своего тела, знакомое желание в каждой клеточке. Но губы ее сжались, когда она посмотрела на него.
— Я сейчас...
— Ты всегда была красавицей, черт возьми! — простонал он. — И я думал, что ты никогда не изменишься, Магдалина. Но ты изменилась!
— У меня не было другого выбора.
— Был, черт возьми! — разозлился он. — Ты могла остаться моей маленькой певчей птичкой, продолжающей порхать...
— Я не могла ходить, не то, что порхать! — взбешенно прошипела она, ужаленная его словами.
«Певчей птичкой» он нежно называл ее лишь в самые интимные моменты.
Адам угрожающе поднялся над ней.
— Думаю, твой отец ошибался три года назад, — свирепо проговорил он, сжав ее плечи. — Мне нужно было оставаться рядом и вытряхнуть из тебя эту жалость к себе, которая, похоже, стала частью характера.
— Как ты смеешь? — Ее глаза полыхнули синим огнем. — Ты даже не представляешь...
— Я прекрасно представляю, что физически тебе пришлось пережить, — прервал он. — Мое дело было — узнать. Но никто не упомянул об этой монументальной жалости к себе, об этой... Не стоит, Магдалина! — Он легко перехватил ее руку, когда она попыталась влепить ему пощечину. — Действительно не стоит, — пробормотал он, прежде чем по-хозяйски завладеть ее губами.
Пламя. Всепожирающее пламя. Все ее тело, каждая клеточка, пылало. Желало Адама. Желало взрыва чувств, который она могла найти только в его объятиях. Нашла в его объятиях!
Ее тело реагировало на ласки Адама так, словно они занимались любовью лишь вчера. Их тела двигались вместе в прекрасном танце. Губы Адама завоевали ее губы, его рука накрыла ее грудь, пальцы легко нашли трепетный сосок, и жар, какого не знала Мэгги, прокатился по ее телу.