— А ты? — спросил он.
Он с улыбкой смотрел на нее.
— Я?
— Да. Чего хочется тебе? Больше всего в жизни?
Она ответила, не задумавшись ни на секунду:
— Чтобы какой-то художник написал мной великую картину. Шедевр.
Герардо усмехнулся.
— Ты уже очень симпатичная картина. Тебе не нужно, чтобы тебя писали.
— Спасибо, но я говорила не о симпатичных картинах, а о шедеврах. Великих картинах. Картинах гениальных.
— Тебе бы хотелось стать гениальной картиной, даже если б она была уродливой?
— Ага.
— Я думал, тебе нравится быть красивой.
— Я не модель для показа мод, я полотно, — ответила она чуть резче, чем хотела.
— Точно, никто ничего и не говорит, — сказал Герардо. Последовала пауза. Потом он снова обернулся к ней: — Прости за вопрос, но можно узнать почему? Ну, почему тебе так хочется, чтобы кто-то создал тобой великую картину?
— Не знаю, — искренне ответила она. Она остановилась посмотреть на окаймлявшие дорожку цветы. И тут ей в голову пришло сравнение. — Наверное, гусеница тоже не знает, почему ее тянет превратиться в бабочку.
Герардо задумался.
— То, что ты сказала, красиво звучит, но это не совсем верно. Потому что самой природой гусенице предназначено стать бабочкой. Но люди по своей природе не являются произведениями искусства. Мы должны притворяться.
— Правда, — согласилась она.
— Тебе никогда не хотелось оставить эту профессию? Начать быть самой собой?
— Я уже такая, как я есть.
Герардо обернулся к деревьям.
— Иди сюда. Я хочу тебе что-то показать.
«Все это подстроено, — подумала Клара, — это уловка, чтобы затемнить мне цвет. Наверное, здесь где-нибудь прячется Уль, и сейчас…»
Они сошли с обочины и углубились в лес. На небольшом спуске он протянул ей руку. Они дошли до многоугольной поляны, окаймленной деревьями с блестящими листьями и каштановыми, словно лакированными стволами. Пахло чем-то особенным, чем-то необычным. Кларе этот аромат напомнил запах новой куклы. Слышался странный звук: искусственный звон, будто шелестела на сквозняке барочная люстра. Несколько секунд Клара оглядывалась, пытаясь определить источник этого загадочного перезвона. Потом она подошла к одному из деревьев, поняла — и застыла, очарованная.
— Это место мы называем Пластик Бос — «пластмассовый лес», — пояснил Герардо. — И деревья, и цветы, и трава здесь ненастоящие. Звук, который ты слышишь, производят листья деревьев на ветру: они сделаны из очень тонкого материала и звенят, как стеклянные. Мы круглый год используем это место для этюдов наружных картин. Так мы не зависим от природы, понимаешь? Все равно, зима ли, лето ли, деревья и трава здесь всегда зеленые.