Сосульки на крыше отцовского дома походили на ледяной водопад. Алмазный ветер нес над освещенным солнцем снег. Светились человеческие следы. Следы малых животных следовали цепочкой. Ямки на снегу говорили о том, что под снегом, где намного теплее, шустрили полевые мыши. Копыто оленя оттиснулось на белоснежном снегу, как отчетливая печать.
В конюшне висели святые инструменты, мрачные и запретные. Рыба в весеннем ручье была тебе как родная, а люди были младшими братьями богов.
Во имя этих гуслей некогда одна бронзовая строфа Гомера ударяла в другую. И теперь весь мир отзывался стальным эхом Мидуэя и Сталинграда.
Николе казалось, что играет та самая струна, что играла в начале бытия. Не прошло и трех тысячелетий со времен Гомера и восьми десятков лет с детской поры Теслы, как — об этом еще Моя Медич говорил — времени не стало.
Тесле казалось, что небо Нью-Йорка стало мрачнее Стикса и что лодки Харона перевозят по нему тысячи людей. Потом ему почудилось, что мрачный паромщик никого не перевозит, а читает обо всех этих событиях, сидя в лодке Харона между жизнью и смертью.
Ветер сносил лучи прожекторов над Таймс-сквер.
Голые любовники миловались в комнате, окрашенной пульсирующей рекламой.
Смерть равномерно стучала в часах.
Не хватало всего лишь одного удара пульса, чтобы его поцеловал тот, про которого говорят…
Издалека он ужасен. Вблизи прекрасен.
Всего один удар пульса.
Если напряжение мышц ослабнет хотя бы на мгновение, дыра в утробе перерастет границы тела и творец растворится в своем творении. Никола исчезнет в огнях Нью-Йорка.
Разве святой Григорий Палама не сказал, что тот, кто участвует в Божьей энергии, тот и сам в некоторой степени становится светом?
Все белее, все прозрачнее. Ветер, дующий в спину, превращал его в бумажного змея. Он отправился на полуночную прогулку.
Словно слепая рыба, он выплыл на Бродвей, на котором раздавались шаги.
Мир был колючкой света в неспящей витрине.
Он как луч мерцал в массе дрожащего железа, стекла и камня.
«Кто ждет меня дома? — думал он. — Кто меня ждет?»
А его ждали.
Старые друзья, в основном покойные.
Духи и голуби.
127. Прекращается боль, время и суть вещей
Что есть эта жизнь?
Что есть причина бытия?
Милутин Тесла
По возвращении в отель «Ньюйоркер» после полуночной прогулки двери ему открыл Данила:
— Добро пожаловать, брат!
Молодая женщина перед ним сделала книксен. Белые молнии истекали из ее висков. Она стояла перед ним, со швом на шее, прямая и безумная.
— Кэтрин! — окликнул он ее нежно.
Оглохшая в смерти, Кэтрин широко улыбалась.