Если к вам нельзя, я тут немного постою, ладно? Или тебя заругают за то, что ты тут со мной «на посту» разговариваешь?»
Гайдуков в конце концов махнул рукой. «Не такой уж большой грех, – подумал он про себя. – Чай, не секретная ракетная база и не Форт-Нокс, где хранится весь золотой запас США. Начальство без звонка обычно сюда не приезжает. Попрошу Тимоху, он подменит с «нолей» до утра. А Роман… А что Роман? Он тоже не похож на человека, который, чуть что, бежит закладывать собрата руководству…»
Было еще одно объяснение тому, что он решился оставить подругу на ночь на этом захолустном частном объекте, который он поставлен охранять. Гайдуков никогда не был особо жалостлив к людям. Наоборот, он привык считать себя человеком жестким, неуступчивым. Порой даже грубым. Весьма далеким от сантиментов и душевных метаний. Подтереть ближнему сопли, утешить, погладить по головке – это не к нему. Но с Оксаной, этой одинокой тридцатилетней молодой женщиной, которая столь неожиданно вошла в его изломанную, неустроенную жизнь, быть самим собой у него отчего-то не получалось. Казалось бы, что в ней такого? Невысокая, чуть за метр шестьдесят, курносенькая, с короткой стрижкой, не дурнушка, но и не писаная красавица. По складу характера типичный «книжный червь». После окончания Киевского университета устроилась на работу старшим библиотекарем-методистом в библиотеке «Могилянки»[9], да так там и зависла без всяких перспектив карьерного роста. При посторонних или малознакомых мужиках ведет себя сухо, сдержанно; с виду типичная старая дева, «синий чулок». Еще в детстве, когда ей было лет десять, у Оксаны случился сложный перелом лодыжки правой ноги. Она и сейчас носит специальную обувь; и хотя хромота ее почти незаметна, сама Оксана, кажется, и по сию пору комплексует по этому вот поводу…
Отчасти и по этой причине Гайдуков вчера не стал ее гнать в обратный путь. Своего транспорта на базе у них нет. «Раз приехала, то пусть остается до утра, – рассудил про себя Гайдуков. – Встанем часов в пять. В темпе позавтракаем, потом я провожу ее через лес до станции. И еще до восьми вернусь обратно на базу…»
Но, конечно, боже упаси ему когда-нибудь прямо сказать Оксане, что среди чувств, которые он испытывает к ней, есть и жалость. Что он жалеет ее, «хромоножку». Что он и притулился к ней душой отчасти именно потому, что она точно так же нуждается в тепле, понимании и дружеском плече, как и он сам. Нет, он ей этого прямо никогда не скажет… Хотя она, конечно, сама прекрасно все понимает.
Услышав шум за спиной, Гайдуков резко обернулся.