— И его жена терпела?
— Наверное. Я как-то никогда не задумывалась об этом. Для меня она всегда была некая ухоженная, элегантная светская дама, которая неизменно сопровождала его на всех официальных мероприятиях, если не оказывалась в это время на каком-нибудь модном курорте. Вероятно, ей нравилось греться в лучах его славы, нравилось жить в достатке, а остальное ее мало волновало. Даже собственный сын, Аристид. Вот он — да. Он терпеть меня не мог с самой первой встречи.
— Он же, наверное, твой ровесник?
— Почти. Моложе года на три. Ему тогда не было и пятнадцати, и он был предоставлен абсолютно сам себе. Отчасти мне было даже его жалко, но для меня он тоже существовал в другом измерении. Я была так поглощена учебой, работой, Оливье, что не замечает вокруг никого. А потом однажды мне оказалось тридцать, Оливье — пятьдесят шесть. Я осознала это только тогда, когда вдруг среди рабочего дня с ним случился инфаркт, приехала «скорая», и для заполнения бумаг надо было назвать его возраст.
Я помчалась за «скорой» в больницу. Но ведь «скорая» летит с сиреной, а я вынуждена была стоять у каждого светофора. Когда я приехала, он был уже в реанимации, и я сидела в коридоре под дверями и ждала, когда оттуда выйдет кто-нибудь из врачей и расскажет, что с ним.
Мне казалось, что испортились все часы — на моей руке и на стене, — что стрелки ползут еле-еле. Потом в том же коридоре показались его жена и Аристид. Аристид тогда уже работал на нашем канале, но в тот момент был в городе на репортаже, и ему сразу же позвонил кто-то из наших.
Аристид зверем смотрел на меня, а жена Оливье светским тоном стала расспрашивать, как все произошло. Я начала рассказывать, но сбивалась. Она терпеливо смотрела мне в глаза, и ее лицо абсолютно ничего не выражало, кроме вежливого внимания. Не знаю, как я смогла не расплакаться.
Наконец дверь палаты открылась, вышел врач. Посмотрел на нас, на миг встретившись со мной глазами. И в этот миг я вздрогнула, будто от удара током! На меня еще никто не смотрел так… Но сейчас такое было совершенно неуместно!
— Доктор Дакор, — представился врач и заговорил с женой Консидерабля. Я не понимала его слов — меня буквально окутывал и ласкал его голос…
Я боялась навещать Оливье — ведь каждый раз я встречалась с Дакором, и он опять смотрел на меня так, и меня опять завораживали звуки его голоса. Я ненавидела свои чувства к Дакору, старалась их скрывать, и мне было ужасно стыдно перед Консидераблем, я ведь понимала, что совершенно не справляюсь с собой. Со мной ведь никогда еще не происходило ничего подобного!