Он старался быть вежливым.
Чтобы заманить меня. Это ловушка. Я знаю.
Ты чересчур подозрительна.
В подозрительности сила. Мне необходимо все держать под контролем.
Но разве он не прекрасно выглядел? Признайся — он великолепен.
Он опасен.
Когда он протянул руку, чтобы положить на стол визитку, ты обратила внимание на мягкие каштановые волосы прямо над запястьем?
И не подумала. Они, кстати, золотистые, а не каштановые.
Ну а его улыбка? А ямочки, которые при этом появляются у него на щеках? Спорю, что он бреется дважды в день.
Тебе этого никогда не узнать наверняка. Подобной близости не будет. Это испытание. Вот и все.
Ммм. Причем весьма соблазнительное.
Это испытание моей силы. И я докажу как себе, так и ему, что в состоянии удерживать его на безопасной дистанции.
Вот как, значит, ты намерена с ним обращаться? Ску-учно.
Благоразу-умно. От него исходит угроза.
Но заманчивая. Тебе не кажется?
Меня не заманишь. Вот увидишь.
С этим обещанием она оторвала карандаш от календаря и тщательно стерла все свои бессмысленные каракули.
В Саванне Кори ожидала машина — черная, приземистая и принадлежащая лично Коррею. Она подозревала, что так и будет, но все же ее охватило раздражение, с которым пришлось справляться так же, как и с натиском жары. Конец мая и в Балтиморе выдался достаточно теплым. В Джорджии температура оказалась значительно выше. Каково же будет в Южной Каролине, не растает ли она прямо на месте, но тут Коррей шагнул от машины и направился к ней.
Он был одет в легкие, собранные у талии в складки брюки и по моде просторный пуловер с короткими рукавами. Золотоволосый, зеленоглазый, улыбающийся, он мгновенно забрал у нее сумку и, забросив ее через плечо, сопроводил Кори до машины.
— Как прошел полет?
— Прекрасно. Совсем не качало.
— Приземлились вовремя. Должно быть, в Атланте задержки не было.
— Нет.
— Тебе повезло. В самолете кормили?
— Завтраком. — Правда, она практически ничего не ела. У нее даже зародилось подозрение, что она заболевает: желудок как-то странно сводило.
— Когда доберемся до острова, где-нибудь перекусим. — Открыв дверцу, он забросил ее сумку в промежуток за сиденьями и отступил, а Коринна забралась на сиденье рядом с водительским, стараясь сохранить максимум изящества, что было немалым достижением, учитывая низкую посадку машины.
Положив сумочку рядом, она устроилась поудобнее, поправила на коленях брюки. Едва успела одернуть блузку — серовато-голубую и, к сожалению, далеко не такую легкую, как ей бы сейчас хотелось, — как Коррей уже оказался за рулем. Секунду спустя он завел двигатель, включил кондиционер, и волна прохладного воздуха освежила салон.