А потом губы скользнули ниже, и он впервые ощутил ее вкус. Она была настоящим лакомством, изысканным, и не лимонным, а малиновым. Он вкушал ее медленно, не торопясь, возможно, потому, что ему казалось, будто он всю жизнь ждал, пока она созреет. Ее губы были бархатными и сочными. Он впитывал их сладость легкими касаниями, то прижимаясь, то чуть отпуская, то полностью накрывая их своим ртом, чтобы насладиться малейшим нюансом их очертаний.
Коринна. Чистая, как свежевыпавший снег, и обольстительная, как сам дьявол. Он чувствовал, что она дрожит, но если она и испугалась, то не показала этого, не оттолкнула его, даже когда он провел ладонями по ее плечам, по спине — и прижал ее полностью к своему телу, даже когда его язык, раздвинув ее губы, проник в рот.
Коринна затрепетала, руки ее обвились вокруг его талии, пальцы, комкая ткань, вцепились в футболку. Прижимаясь к нему теснее, она не думала о том, что делает. Все, что происходило в этот момент, казалось таким прекрасным, что думать она была просто не в состоянии.
Его язык заполнил ее рот, и это ощущение переполненности, нарастая снежным комом, охватило все ее тело. Чувства искали выход, подталкивали ее к действию, так же как и нежная настойчивость его ищущего языка. Под огнем любопытства ее пассивность растаяла, приводя ее собственные губы в движение, заставляя ее собственный язык пуститься в исследование. Поначалу она была очень осторожна, но вздох удовольствия, который вырвался из его горла, поощрил ее и придал смелости.
А потом его язык ускользнул, а с его губ слетел хриплый, но исполненный неги шепот:
— Ах, Кори… — Как она быстро учится, мелькнула у него мысль, сначала лишь подчинялась его инициативе, а после отдалась своему инстинкту. Но ему хотелось большего. Если бы он смог снова представить ее по-мальчишески нескладной, то боль от возбуждения спала бы, но он уже не мог видеть ее в таком свете, потому что его ладони только что гладили ее плечи, спину, бедра, а ее груди прижимались к его груди и все, к чему он прикасался, сулило истинную женщину.
Ее глаза были закрыты. С новой жаждой набросившись на ее рот, он почувствовал, как тот раскрылся ему навстречу. И пока длилось это пиршество губ, его ладони тихонько обласкали тоненькие плечи, погладили шею, спустились ниже и наконец добрались, дотронулись — и полностью накрыли ее груди.
Из глубины ее горла раздался слабый звук — то ли мурлыканье, то ли стон, то ли вздох, — но она не отпрянула. Наоборот, на мгновение оцепенела, даже дыхание как будто застыло у нее на губах, пока Коррей не начал легонько обводить пальцами высокие полукружья. Она издала еще один стон, обхватила его руками за шею и ткнулась лицом ему под подбородок.