Наследие Собянина (Глуховский) - страница 2

«Скажем, Иванов посажен княжить Министерством внутренних дел, — объясняет Асмодян. — Он должен уметь так отстроить пирамиду власти внутри своего ведомства, чтобы каждый генерал, сам приходящийся князю вассалом, подносил ему оброк. Генералы обкладывают данью своих собственных вассалов — полковников, те — майоров. Главы управлений — своих подчиненных. И так до самого основания пирамиды — до участковых, которые собирают подати с дворовой мелкой торговли, до нарядов ППС, которые отлавливают беглых таджиков, до сотрудников, которые собирают с населения деньги, чтобы открыть какое-то дело, или наоборот, закрыть его».

Княжа вверенной отраслью, верный вассал должен, не забыв о себе, в знак личной преданности своему суверену отдавать причитающуюся властителю часть.

Эффективность князя измеряется двумя параметрами: его лояльностью и его способностью собирать дань. Большего наша система, выстроенная реалистами и прагматиками, от вассалов не требует. Вместе с официальным отказом от псевдодемократического декора мы смогли избавиться и от повисших на руках российского государства мертвым грузом рейтингов, от унизительной необходимости отчитываться перед населением и даже пытаться понравиться ему.

Потому что суверен, согласно доктрине провидческого теоретика неофеодализма, В.Ю.Суркова, богопомазан.

Протоиерей Чарльз Чаплин, наследный пресс-атташе РПЦ, рассказывает о корнях этой идеи: «Именно сделанное в далеком 2011 году программное заявление Суркова о том, что Путин послан России Господом, было первым шагом к возврату идеи богоизбранности царя; а там, где правителя избирает сам Господь, все прочие выборы теряют какой бы то ни было смысл, и народу остается лишь благодарно креститься. Вообще, роль Суркова в становлении русского феодализма велика — и то, что именно он готовил страну к историческому возвращению суверена видно хотя бы по введенному им термину „суверенная демократия“, принятому для обозначения переходного этапа между ельцинской демократией хаоса и приходом суверена, опирающегося на пирамиду власти».

Необходимо сказать слово и об этой пирамиде. Вначале названная «вертикалью власти» — чтобы стыдливо скрыть ее бросающуюся в глаза схожесть с лучшими из образцов сетевого маркетинга, от бессмертного «Гербалайфа» до сковородок «Цептер», с воцарением суверена она получила свое нынешнее, честное, меткое название. В любой пирамиде каждый нижестоящий элемент получает от вышестоящего кусочек блага, а наверх передает кусочек денег. В «Гербалайфе» благо — это плацебо, в «Цептере» это железная посуда, которой легенды приписывают магические свойства, а в Государстве Российском — возможность помыкать другими. Но во всех пирамидах благосостояние верхушки этой фигуры напрямую зависит от того, насколько широко ее основание. Чем больше людей включено в низший из слоев, и чем этих слоев больше — тем завидней судьба гениев, учредивших эти пирамиды. Кроме того, в отличие от абстрактного, бюрократического термина «вертикаль власти», «пирамида» из-за своего древнеегипетского подтекста вызывает державные, имперские, патриотические ассоциации у тех самых широких слоев населения, которыми она питается.