— Вряд ли. Если бы получилось — они бы бомбу уже сбросили. И наверняка получили бы в ответ. Такое, знаешь ли, трудно не заметить. А в то, что у Сталина бомба есть, мы с тобою оба уверены на девяносто девять процентов. И девять десятых.
— Но… они же не получат с бомбы ничего! У русских уже, наверное, штук двадцать-тридцать есть. Что решит одна-единственная атомная боеголовка?
— Это мы с тобою знаем. А американцы? Они же фиг знает что о себе думают. Вот и кажется им: сделаем, взорвем — и все, войне конец за явным превосходством одной из сторон. У них даже мысли не возникает, что Сталин в ответ на их «погрозить пальчиком» врежет кувалдой…
— Думаешь, до этого дойдет?
— Молюсь, чтобы не дошло, друг… иначе плохо будет всем — вообще всем, а нам — в особенности.
10 января 1947 года. Бразилия, Рио-де-Жанейро
Рикардо Родригес спокойно смотрел, как несколько человек в американской форме неторопливо передвигаются по улицам Рио. Его не было видно — развалины некогда прекрасного города давали более чем достаточное количество укрытий.
Майор выбрал для своей лежки живописные руины одного из старых кварталов и сейчас, лежа на том, что когда-то было чердаком, привычно изучал схемы патрулирования.
Эвакуация американских войск закончилась, не успев начаться. Смерть президента Трумэна поставила все с ног на голову. Новая власть в Вашингтоне решила сосредоточиться на Южной Америке и Африке, прекратив попытки наступлений в Евразии. Понятное дело, что решение это было вынужденное — Советская Армия практически закончила ликвидацию многочисленных «котлов» на Ближнем Востоке, Гоминьдан стремительно откатывался назад на Востоке Дальнем, в Европе войск у Альянса тоже уже не осталось…
И теперь высвобождающаяся мощь должна была обрушиться на головы Альверде, Гаспара и их сограждан.
И хотя помощь от Евразийского союза приходила, поставок было однозначно недостаточно. С другой стороны, значительная часть промышленности ЮАФ была перенесена в глубинные районы континента, серьезно затрудняя американским ВВС свое уничтожение. В сумме с разгорающейся ненавистью простых людей к оккупантам это давало южноамериканской державе неплохие шансы на выживание.
Что никак не могло устроить Вашингтон. Удар по Гавайям был слишком болезненным и на фоне других поражений Альянса создал впечатление у простых американцев, что война проигрывается. Недовольство скапливалось уже давно, но именно повторный удар по Пёрл-Харбору превратил практически неслышный шепот в хоть и негромкий, но с каждым днем все усиливающийся ропот.
Ситуацию надо было исправлять — и исправлять быстро. Нужна была победа — хоть какая-нибудь. Учитывая, что в боях против русских и немецких армий Альянсу шансов особо искать не приходилось, козлом отпущения назначили Альверде. Трумэн, который начал понимать, во что втянул США, поддавшись на уговоры некоторых лиц, стал осознавать, что победа — даже если и удастся ее достигнуть — будет чересчур дорого стоить, принесет слишком много смертей и проблем.