Ее кожа покрылась пупырышками. От прикосновения его руки Шанталь бросило в жар, нервы напряглись, и все тело, казалось, прислушивалось, пытаясь понять, что происходит.
Что же происходит?
Что происходит в ней, вокруг нее, во всем мире? Шанталь почувствовала, что ее закружил гигантский водоворот; темное небо насыщено электричеством; за ослепительными вспышками молний следуют раскаты грома, сотрясающие небосвод от края до края.
Ее глаза закрылись, когда рука Деметриса, скользнув по ее груди, опустилась ниже. Он принялся осторожно прощупывать ребра, но это не было холодным, безучастным обследованием. Каждое прикосновение его пальцев обжигало Шанталь, огненные искры превратились в пламень, вспыхнувший в глубине ее существа, молящего об избавлении от напряжения и пустоты.
Никто не вызывал у нее таких ощущений.
Ничья рука на ее груди, ничьи пальцы на бедрах, ничье осторожное исследование ее талии никогда не волновали ее так, как сейчас. Этот мужчина, его руки, непроглядная тьма, душная грозовая ночь…
— Больно? — Его губы были так близко, что ей показалось, будто его голос исходит из нее, и она задрожала.
— Нет. — Шанталь лихорадило. Его прикосновение вызывает у нее слишком много чувств. Она так долго была одна, а руки Деметриса напомнили ей о том, чего у нее нет.
Любви. Секса.
Возможно, значение секса переоценивают, когда он есть, но отнимите его, откажитесь от него полностью — и тело уже не будет настоящим телом. Оставьте губы только для того, чтобы произносить слова, руки — чтобы выполнять работу, тело — чтобы осуществлять основные физиологические функции, и жизнь начнет медленно покидать вас.
Рука Деметриса обхватила ее бедро и, продвинувшись выше, коснулась ягодицы. Шанталь вздрогнула так сильно, что слезы выступили у нее на глазах.
— У вас сильные ушибы. В нескольких ребрах трещины. Но это, я полагаю, самое худшее. — Его низкий, глубокий голос показался ей слишком громким.
— Вы сказали, что вы грек, — проговорила она, и, чувствуя, что его рука все еще лежит у нее на бедре, опустила глаза и попыталась застегнуть маленькие пуговички на блузке.
— Да.
Проклятье! У нее так сильно дрожат руки, что она не может попасть пуговицей в петельку.
— Вы сейчас живете на родине?
— Да.
— В Афинах?
Она почувствовала, что он наклонился к ней. Протянул руку. Начал застегивать ей блузку.
— Я живу на собственном острове неподалеку от Санторини.
Шанталь казалось, что вынести обследование было тяжело. Но еще хуже оказалось равнодушие, с каким он застегивал ее пуговицы. Глаза принцессы невольно снова наполнились слезами. Пальцы сами собой сжались в кулаки.