— В чем дело? — ворчливо спросил он.
Она молча покачала головой, боясь заговорить. Господи, что с ней происходит? Почему ей кажется, что она умирает?
Оглушительно грянул гром, и немедленно ослепительные щупальца молнии разорвали темное небо.
— Иди сюда, — хрипло проговорил Деметрис и притянул Шанталь к себе.
В кольце его рук она почувствовала, как сливаются две реки — страха и желания.
Обними меня.
Отпусти.
Возьми меня.
Не прикасайся ко мне.
Он протянул руки и запрокинул ей голову. Его взгляд проник ей в душу.
— Принцессам не разрешается плакать, — сердито сказал он, и Шанталь попыталась улыбнуться.
— Я знаю. Правило номер один.
— А какое правило номер два? — Деметрис держал Шанталь перед собой, погрузив пальцы в ее волосы. Ей нет спасения от его голоса, глаз, тела.
— Не делать ничего публично, что могло бы нанести вред репутации королевской семьи.
— Это предупреждение?
— Нет. Просто правило.
— Где здесь публика?
Они находятся на маленьком пустынном острове посреди океана, ее свита далеко за лесом, у места катастрофы.
— Я уже ничего не знаю…
— Здесь никого нет, — сказал Деметрис, и его голос был нежен и одновременно резок, как шелк и наждак. — Только мы. Океан. Небо.
— И гроза, — добавила она, когда раздался очередной раскат грома.
Деметрис поднял ее руку и посмотрел на стиснутые в кулак пальцы.
— И твой страх.
— И мой страх, — эхом откликнулась Шанталь, у которой глухо и тревожно забилось сердце.
— Почему ты боишься?
Она попыталась облизнуть губы; во рту у нее внезапно пересохло, тысячи иголок покалывали кожу. Ей действительно страшно. Она испытывает безумный страх. И безумное возбуждение.
— Я не делаю… того, что хочу.
— Почему же? — Деметрис пристально посмотрел на нее.
Ее сердце билось так часто, что ей стало трудно дышать.
— Не разрешается.
Деметрис стиснул зубы. Затем он наклонил голову и поцеловал Шанталь.
Она замерла. Не было ни мыслей, ни чувств. Время для нее остановилось. Она почувствовала теплое дыхание Деметриса и его твердые прохладные губы. Деметрис целовал ее так медленно, что она даже не была уверена, целуются ли они; она лишь чувствовала, как дрожат ее губы. На глаза навернулись жгучие слезы, дыхание сделалось поверхностным и прерывистым. Разве когда-нибудь поцелуй вызывал у нее такую реакцию? Разве она испытывала прежде такой страх?
Нельзя разрешать Деметрису вторгаться в ее жизнь, но как остановить его? Ей кажется, что его поцелуй — это сама жизнь. Гром грохотал и гремел, оглушая их, жаркий и влажный воздух вызывал желание сбросить одежду и прижаться к мужчине обнаженным телом.