Партии Бальменова представила подробнейший план того, над чем собиралась работать. Она писала, что сначала будет стараться по возможности все плохое умягчить и сгладить, хорошее же, наоборот, укрепить, чтобы каждому стало ясно как они друг другу нужны.
Бальменова в самом деле собиралась действовать медленно и кропотливо, понимала, что иначе можно все погубить. Она любила себе представлять, что она, как какая-нибудь молоденькая монашка в отдаленном монастыре, узел за узлом плетет в келье кружева этого союза. Жизнь впереди долгая, и спешить ей некуда.
Но правдой было и то, что, предлагая приступить к работе со скопцами, Бальменова сначала не сомневалась в быстром успехе. Простота отношений между ними и Лептаговым обманывала ее. Ее обманывал и сам хор. Там скопцы совершенно естественно сотрудничали с эсерами, и когда она писала о том, каким образом можно наладить с ними отношения, она, в сущности, и описывала лептаговский хор как модель, как образец. На спевках Лептагов с необыкновенной легкостью, во всяком случае на взгляд со стороны, добивался и сразу добился их полной открытости: когда они пели, у них не было тайн друг от друга, не было и не могло быть. Они несомненно были одним, и поэтому Бальменова думала, что договориться со скопцами будет несложно, надо лишь — чтобы никто не подозревал другого, что тот хочет его подмять. Она понимала, что чтобы раз и навсегда избавиться от подобного рода опасений, ей надо как-то выделиться из народников, занять место над схваткой, по возможности похожее на то, что занимал Лептагов.
План ее казался вполне выполнимым, и она, едва сняв собственный дом, принялась после репетиций зазывать скопцов к себе на чай. Увы, шел день за днем, но никто не приходил. Скопцы явно ни у кого об этом — можно ли и нужно ли к ней идти — не спрашивали, просто благодарили и отвечали «нет». Они не сговаривались, именно это ее и обескуражило, они просто не хотели идти к ней, быть с ней рядом. Она еще помнила лептаговские рассказы о том, как скопцы в Петербурге, когда он репетировал «Титаномахию», были доброжелательны и доступны, как охотно и сразу они согласились сотрудничать, и однажды после спевки в слезах побежала к нему жаловаться. Совсем еще ребенок, она добивалась он него, что ей теперь делать, пугала, что так она петь с ними больше не сможет: то они вместе, то — чужие, посторонние люди. Она была очень смешна, мила в своих обвинениях скопцов в непорядочности, неискренности, и Лептагов с радостью бы ей помог, то есть ему очень хотелось ей помочь, но как — он не знал.