Тогда она мало что успела в нем понять, но и позже, когда она стала ходить на радения и они сделались как бы свои друг для друга, остановить, сказать ему, что та жертва, которую он хочет принести, не нужна Богу, она тоже не могла. Если ему удавалось встретиться с ней помимо молитвенных собраний, она словно вспоминала о своем эсерстве и говорила с ним лишь о союзе их организаций, необходимости разработки совместной платформы и общих акций. Он шел на это благожелательно, внешне даже с радостью, но рассматривая бесконечные нюансы формулировок, возвращаясь и снова идя вперед, на самом деле просто до безумия ее хотел. Конечно, она видела, как он на нее смотрит, но говорила себе, что должна быть выше этого: в конце концов не так уж и важно, что ему от нее надо, главное, чтобы была польза революции, народу. Их отношения и их совместная работа тянулись подобным образом около полугода, может быть, немного дольше. На очередное пятничное радение она пришла к хлыстам, по обыкновению больная от постоянного вожделения к мужу. Мучая себя, она кружилась, скакала, снова кружилась и кружилась, и все равно в ней это оставалось, было, никуда не уходило.
Наконец, Господь сжалился, ее отпустило, ей сделалось легко, будто она — ангел или девочкой, голая, плавает в пруду и все не хочет вылезать, такая теплая вода. Потом кто-то, словно она снова маленькая, берет ее на руки и ей больше никуда не надо бежать, она в безопасности. Это было последним, что сохранила ее память, а дальше, не помня как, вообще ничего не помня, она сошлась с ним, стала этой ночью его, зачала от Святого Духа.
На летний сезон 1926 года пришелся пик интереса Лептагова и к скопцам, и к хлыстам. Узнав о них за последний год больше, чем за четыре предыдущих, он словно переполнился; теперь ему надо было начинать строить, иначе все это в нем бы перегорело. То, что он возводит в двадцать шестом году, мало похоже на его предыдущие постройки, сразу видно, насколько нарушены в этих храмах пропорции. В отличие от его прежних работ, они массивны, устойчивы, но напрочь лишены легкости. Это во всех отношениях скопческие молитвенные дома, другие голоса использовались Лептаговым, когда он их ставил, лишь на подсобных работах.
По традиции я называю их церквями, храмами и часовнями, но на привычные нам храмы они были похожи мало. Пожалуй, они скорее напоминали обычные городские усадьбы, те, что красивы не были никогда, теперь же и вовсе испорчены разными пристройками, флигелями, наружными лестницами. Как сами скопцы, они бесполы, лишены формы и выражения, в то же время эти бесконечные переделки как-то смягчили и примирили их облик. Таковы и церковь св. Николая, и церковь св. Варвары, и часовня св. Елизаветы. Правда, глядя на эти пристройки, временами ловишь себя на мысли, что, может быть, это просто маскировка, потому что вдруг, когда меньше всего ждешь, через эту намеренную житейскость проступают жесткие контуры плывущего по водам корабля. Так это или не так, просто почудилось или есть и вправду, сказать трудно, потому что спустя секунду различить уже ничего невозможно.