Честно говоря, мне очень хотелось спать, но меня переполняло вполне понятное желание хоть с кем-то поделиться впечатлениями. Андрей был благодарным слушателем.
— Меня похитили, — сказала я.
— Как это?
— А вот так — взяли и украли.
— Ты что?
— Ты все время собираешься задавать дурацкие вопросы: «ты что?», «как это?», «неужели?».
Видно, по поводу благодарного слушателя я ошиблась.
— Прости, рассказывай.
— Ну что, посадили в машину, потом в самолет и привезли...
— ...Во дворец...
Он перебил меня так поспешно, что я поняла — правды он не узнает.
— Да какой там дворец?! Загородный домишко где-то в Альпах, что ли...
— В Альпах? — снова по-дурацки спросил Андрей, но тут же спохватился. — Прости. И что?
— А вот тут мне самой не очень понятно, — стала я врать напропалую. — Меня продержали в комнате с решетками на окнах, все время обращались ко мне по-испански или по-португальски...
— Ты что, не знаешь разницы?
На эту наживку он клюнул. Теперь пусть заглотнет.
— Откуда я знаю? Спрашивали что-то о яхте «Кола»...
— По-испански?
— Нет, про яхту уже по-английски.
Крючок уже зацепился за губу.
— Потом куда-то все время звонили... Словом, какой-то абсурд.
Ему это слово должно понравиться. И все объяснить. Это хорошее слово.
— Тебя с кем-то спутали?
Вот он и на крючке.
— Почему ты так считаешь?
— А ты не понимаешь?
— Не-ет...
— С какой стати с тобой стали бы разговаривать по-испански?
— Или по-португальски, — подсказала я.
— Да. А?
— Решили, что я из Испании... Или Португалии... — словно бы догадывалась я.
— Ну, думай, думай...
— Они решили, что я не я? А другая? Это ты хочешь сказать?
Наверное, я чуть-чуть передержала. Заигралась. Андрей хитровато сощурился и сказал:
— Это ты хочешь сказать.
— Что я хочу сказать?
Андрей откинулся на спинку стула и захохотал.
— Сашка! Ты артистка, это бесспорно. Но я-то режиссер. Я твое вранье за километр чую. Лучше расскажи мне про Георга.
Рыба сорвалась. И видно, на моем лице промелькнула настоящая печаль неудачливого рыболова, потому что Андрей вдруг налился кровью и снова заорал:
— Ежу понятно, что ты была с ним! У тебя просто болезненная тяга к быстротечным романам. Я понимаю, безотцовщина, недостаток любви, скудные поселковые радости... А тут — смокинги, шампанское, ручку целуют... Красивая жизнь! И так хочется дать каждому встречному.
— Тебе — нет, — ударила я его под дых.
— Да мне ты и за вечную жизнь не нужна! — прошипел Андрей. — Просто противно, ты самая примитивная пэтэушница! Неразборчивая, блудливая, грязноватенькая...
Почему я не вытурила его на этот раз, не пойму. Наверное, потому, что ни в одном слове он не был прав. Меня это не задевало. Кроме того, в его бурном обличении была какая-то игра, двойное дно. Его-то самого уж никак нельзя было назвать ханжой. По Москве ходили слухи о многочисленных и именно быстротечных романах Андрея. Чего уж он так завелся? Ревнует? Тоже странно. Никаких прав он на меня не заявлял, никогда не проявил даже симпатии. Чисто творческие отношения. Я могла объяснить все это только одним — он считал меня своей собственностью. Есть у режиссеров такая болезнь — делать своими детьми актеров, операторов, композиторов, сценаристов, с которыми они работают.