Ничего — по ночам снималась.
А через неделю, действительно, репетиции остановились. Я прямо до потолка прыгала! Хоть посплю нормально. Так нет, Арсеньев тоже все остановил. У него, видишь ли, творческий кризис.
До потолка теперь прыгал Файфман. И картинка у него получилась очень даже симпатичная. Правда-правда. Мне нравится. Хотя Арсеньев, разумеется, камня на камне от нее не оставил. Он язвительный, остроумный, злой. У него это здорово получается. А Файфман, лапочка, всю премьеру в Доме кино проплакал от счастья.
— Сашенька, вы моя богиня! Только вас теперь буду снимать!
Очень милый старичок. Он тут в зале где-то. «Илью Муромца» тоже сюда привезли, но не на конкурс, конечно, на кинорынок.
Русская экзотика должна хорошо продаться.
Так вот, кончились съемки у Файфмана, Арсеньев начал. И Марина словно с ним сговорилась — опять репетиции. Да такие, знаете, на износ! С утра до вечера, с вечера до утра. Словом, от гимна до гимна и опять. Это называется методом погружения.
А у Андрея как раз финальные сцены. Снимать надо в мороз, а я там в одной рубашке ночной хожу... Это не самое страшное. А самое страшное, что я стала путаться. Героиню из «Пригоршни» с героиней из спектакля никак разделить не могу. А обе роли психологические, трагедийные, что называется «на разрыв аорты». А тут у меня «глюки» пошли.
Раз на репетиции вдруг взяла и выдала монолог из фильма. Марина удивилась.
— Это что, императрица? Неплохо, конечно, только не по теме совсем.
А я уже не соображаю. Смотрю вокруг, кинокамеру глазами ищу. Потом истерика была. Валерьянкой отпаивали. Домой отвезли. Я даже машину вести не могла. Илья мой чуть с ума не сошел. Провалялась три дня. Даже звонить мне не решались, ни Марина, ни Андрей.
Через три дня — ничего, стала соображать. Повалялась, думаю, и хватит. За работу, товарищи! И как-то после этого все быстро пошло. Съемки за две недели закончили. Через месяц сыграли премьеру. Успешно сыграли. На озвучивание я уже спокойная приходила, да и Андрей меня дергать перестал, только сказал как-то:
— С такими нервами, как ты еще не тронулась?
— Твоими молитвами, — говорю.
Проглотил.
Я от фильма отвыкла, спектакли пошли, другие заботы, мы озвучивали после большого перерыва. А тут увидела — и так хорошо. И не жалко нервов, сна, да души не жалко. Он все-таки гений, Арсеньев. Девчонки-монтажницы, которые этих фильмов понасмотрелись, и те плакали.
Ну, а на премьере — фурор! Все Арсеньева поздравлять: это фильм для Канн! Это — на Оскара. А он все на меня поглядывал, хотя я и в стороне была. Чувствовал, видно... И прав оказался.