Сердечные струны (Пейсли) - страница 96

Возникло желание обнять ее. Простое чувство благодарности, в конце концов, это не что иное, как признательность, ничего более. И в этом все дело.

Но она, возможно, увидит что-то более глубокое в его простом, дружеском объятии, может подумать, что увлекся ею или — чего доброго — влюбился.

Нельзя обнимать ее, глупая идея, и ему чертовски повезло, что не поддался ей.

— Мистер Монтана?

Он сунул деньги в карман.

— В Темплтон отправлюсь как-нибудь в другое время, — наконец, ответил он на ее вопрос. — Надо собрать сбережения, которые имеются у меня в других городах, прежде чем смогу сделать последний взнос за землю. Вы готовы вернуться в гостиницу?

Наверное, обнимет ее в комнате, внезапно подсказали чувства, а может быть, и поцелует: она поймет, что его ухаживания вызваны желанием и не связаны ни с чем другим, и это абсолютная правда.

— Не могли бы мы еще немного повеселиться, прежде чем вернемся в комнату, мистер Монтана? — спросила Теодосия, заинтересовавшись цирковым фокусником, дающим представление неподалеку. — Если бы я смогла понаблюдать за тем человеком более внимательно, возможно, смогла бы понять, какие трюки он использует, чтобы заставить этих уток исчезать. — Она порывалась направиться в сторону фокусника.

Роман, удерживая ее за руку, решительно повел к городу.

— Мисс Уорт, достаточно веселья для одного дня.

Вернувшись с Теодосией в гостиничный номер, Роман повесил свою шляпу и портупею на вешалку и объявил, что ему скучно.

Теодосия, перестав снимать перчатки, взглянула на него.

— Скучно?

— Смертельно. — Сцепив руки за спиной, он принялся вышагивать по комнате, время от времени останавливаясь, чтобы поглазеть в окно и тяжело вздохнуть.

Иоанн Креститель вытянул ногу между прутьями клетки.

— Конечно, нельзя без конца наслаждаться мацерированием, — воскликнул он.

— Мы могли бы еще вернуться на ярмарку, — предложила Теодосия Роману, сняв шляпку и туфли и наполнив баночки для еды и воды у попугая.

Роман покачал головой и сбросил рубашку.

— Жарко, — объяснил он, увидев испуганный взгляд на ее лице. — Жарко и скучно. — Он изобразил широкий зевок.

Теодосия не могла удержаться, чтобы не уставиться на него: крепкие мускулы груди вздувались И перекатывались, словно у него под кожей были шеи. Он представлял изумительный сексуальный вид, и лишь когда первое теплое трепетание ожило внутри нее, отвернулась и села на твердый, с высокой спинкой стул перед маленьким письменным столом.

— Почему бы вам не вздремнуть немного?

— Не хочу спать. Умираю от скуки, а сон — самое скучнейшее занятие, которое только можно придумать. Назовите что-нибудь, чем мы могли бы заняться, и я выберу одно из них.