— Ты не получаешь сводки? — полюбопытствовал Джеймс. В его словах чуткое ухо старшего Ванситтарта услышало горечь.
— Я политик и экономист, а не военный, сухие числа говорят мне меньше чем хотелось бы, — искусно солгал старший брат. — Я хочу услышать новости от того, кто участвует в этой войне с самого начала, на передовой линии.
Джеймс помолчал, покручивая в длинных холеных пальцах почти пустой бокал, решительно, резким жестом поставил его на столик, едва не разбив. Младший повернулся к старшему, и, встретив наконец прямой взгляд брата, Гилберт ужаснулся.
Джеймс всегда был «человеком-огнем» — порывистым, импульсивным, взбалмошным. Но в то же время добродушным, склонным верить в людей и лучшие стороны их натуры. Он и в армию пошел резко, на эмоциональном подъеме, после неудачного романа и разорванной помолвки.
Теперь же Гилберт смотрел в глаза не двадцатипятилетнего офицера, а очень старого человека, еще не сломленного ударами судьбы, но уже согбенного грузом воспоминаний и решений.
— Гил, — это безумие… — начал Джеймс, неуверенно, словно спотыкаясь на каждом слове. — Это настоящее безумие. То, что сейчас творится в Германии…
— А то я не знаю, дружище, — с неожиданной для себя самого тоскливой прямотой ответил Гилберт.
— Но… как… — только и сумел вымолвить младший.
— Помнишь, отец пичкал нас словом божьим? — спросил старший и, не дожидаясь ответа, процитировал. — «В тот день поразит Господь мечом своим тяжелым, и большим и крепким, левиафана, змея прямобегущего, и левиафана, змея изгибающегося, и убьет чудовище из моря».
— Исайя, глава двадцать седьмая, — механически вспомнил Джеймс. — Стихи… Не помню.
— Первый и второй, — подсказал Гилберт. — Чудовище вышло из моря и творит вещи удивительные и богопротивные. У тебя есть вопросы. Я понимаю. Но сначала расскажи, что на континенте. Мне действительно любопытно узнать, что там происходит от непосредственного очевидца.
— Любопытно! — вспылил младший, даже привстав от возмущения, и в этом приступе гнева старший брат на мгновение увидел прежнего «порохового» Джимми. — Там преисподняя, там ад! Там убивают детей! А тебе просто «любопытно»!?
Но вспышка затихла так же стремительно, как возникла. Джеймс опустился, буквально упал в кресло, словно порыв гнева выпил все его силы.
Младший Ванситтарт склонился вперед, оперся локтями о колени, и, спрятав лицо в ладони, глухо заговорил.
Он не рассказал ничего, чего не знал Гилберт, но реальность, отраженная в сбивчивых словах младшего брата была куда мрачнее и образнее сухих, отстраненных строчек дистиллированных отчетов и правительственных сводок.