— Гил… — голос брата стал просительным. — Гил! Что можно сделать? Мы хотели вернуть славу. Силу, честь! Мы хотели, чтобы Британия снова заняла свое место, что принадлежит нам по праву — на вершине мира. Но это… Это не война, это организованное убийство. Для них нет людей, для них есть только они сами, их Нация, чтоб ее, и все остальные. И с этими остальными можно делать все… Я видел… Я видел как… — Джеймс осекся и словно даже всхлипнул. — И это еще не все… Мы сражаемся бок о бок, наши видят. Что творят эти… «нацисты»… Многим не нравится, многие отказываются, несмотря на трибуналы. Кто-то бежит. Но есть многие… — он снова запнулся, пытаясь подобрать подходящие слова, и не находя их. — Их много!
— Есть те, кто решает, что раз мир перевернулся, то теперь все дозволено. И они подражают нашим… «друзьям» с той стороны, — безэмоционально продолжил за него Гилберт.
— Ты знаешь… — выдохнул Джеймс почти с облегчением, с благодарностью за то, что тот избавил его от необходимости описывать самое позорное, что могло произойти с армией Его Величества
— Знаю, — ответил Гилберт одним словом и неожиданно спросил. — Налить еще?
— Н-нет, — ответил сбитый с толку Джеймс.
— А я выпью, — сообщил старший Ванситтарт, наполняя бокал.
Дрова в камине почти прогорели, угли мерцали багрянцем, наводя на мысли о геенне огненной. Гилберт вытянул ноги ближе к камину, чувствуя как тепло обволакивает стопы, но не может изгнать озноб, который словно спрятался в глубину костей. Озноб не тела — души. Ему неожиданно захотелось так и сидеть до скончания века, отогреваясь у камина, чувствуя под руками гладкость дерева, а на губах вкус благородного напитка. Спрятаться за привычными вещами как ребенок прячется под одеялом от Буки, который живет в шкафу.
Только его Буки никуда не исчезнут. Они ездят на бронированных чудовищах и летают на скоростных самолетах с паукообразной эмблемой из трех черных семерок в зеркальном изображении, вписанных в красный круг…
— Ты хотел меня о чем-то попросить? — прямо вымолвил он.
— Да. Ты вхож к Его Величеству, — сбивчиво заговорил Джеймс, он явно заготовил длинную речь, но под напором прорвавшихся эмоций забыл ее, говоря от души, о давно наболевшем. — У тебя вес и влияние. Расскажи им, расскажи премьеру, что это дорога в ад, и мы бежим по ней под руку с чертом! Еще несколько месяцев, может быть недель этой проклятой безумной войны, и часть армии взбунтуется, а часть уподобится этим нелюдям!
Ванситтарт-старший тяжело вздохнул. Такой поворот разговора он предвидел и боялся его. Джеймс ударил в самый центр незаживающей душевной раны старшего брата.