Последние слова прозвучали как удар плетью, попаданец вздрогнул, с ненавистью глянув на майора, но промолчал.
— Не каких-то… — глухо вымолвил он, наконец. — Хочешь узнать… Хорошо. Узнаешь.
Он достал из-под стола бутылку, стилизованную под старинный глиняный кувшин и два стакана. Не предлагая никому, налил себе полный стакан и залпом выпил. По комнатушке распространился приятный аромат хорошего вина. Впрочем, Басалаев был уверен, что Терентьев пьет не столько ради того, чтобы оглушить себя алкоголем, сколько оттягивая неприятный момент истины. Майор был доволен — прежняя уверенность и умение играть на чужих комплексах возвращались к нему. Обвинения были несправедливы, уж на кого, а на безразличного и бездейственного Терентьев был никак не похож. Но Басалаеву нужно было знание — почему? И он сумел-таки вызвать попаданца на откровенность, выбив из равновесия и спровоцировав на исповедь.
— Это было в сорок первом году, в июле… — рассказывал Иван, совершенно ровным, монотонным голосом, словно старинный фонографический аппарат. То ли история была ему давно привычна, то ли наоборот, нарочитая бесстрастность скрывала бешеное кипение эмоций.
— Нас было четверо, обычная «махра»[28]. Мы выбирались из окружения, шли по ночам, укрываясь в лесу, днем прятались. И вот так, не заметив сами, вышли из «котла». Немцы еще не выстроили плотного кольца, и мы проскочили сквозь него. Совсем оголодали и решили попробовать поискать еду у местных. Вышли к границе леса, уже на своей территории…
Терентьев помолчал. На его лице по-прежнему не отражались никакие эмоции, голос был все так же ровен и спокоен. Наконец он продолжил:
— Похоже, там разбомбили какой-то состав, а может быть, и нет, мы так и не поняли. Но там были дети, наверное, эвакуированные. Много детей, лет пяти-шести, не старше. Были и младше. И как раз когда мы подошли к опушке, но дороге показались танки… Танки и мотопехота.
Терентьев сделал резкий глубокий глоток, даже не поперхнувшись. Поставил кружку на стол, чуть сильнее, чем следовало бы, зачем-то накрыл ее ладонью.
— Знаете, в чем ведь дело… — проговорил он, глядя куда-то сквозь офицеров пустым немигающим взглядом. — Они не стреляли. Они просто гнались за детьми на танках. Те убегали… Но пятилетний малыш от танка никак не убежит… Никак… — закончил он почти шепотом.[29]
Таланов видел за свою жизнь многое. Он был солдатом, сам убивал и его не раз пытались убить. За последние дни он перенес много тяжелейших испытаний. Капитан думал, что уже нет на свете того, что может его напугать. Но, как видно, ошибался. Виктор сидел на шатком стуле и чувствовал, как леденящий ужас закрадывается в душу.