Это была тяжелая работа, так как даже после того, как мне удалось отчистить Касси, она продолжала лежать пластом, ослабев душой и телом, и лишь бормотала что-то себе под нос. Я почти отчаялся, пытаясь натянуть на нее платье. Касси полулежала, откинувшись на спинку стула, ее золотистое тело соблазнительно изгибалось — Бог мой, это была настоящая картинка, но у меня не было времени наслаждаться ею. Я боролся с платьем, ругаясь и упрашивая ее, как только мог:
— Давай-давай, Касси, ты не можешь сдаться, только не такая смелая девочка, как ты! Ах, ты тупая черная шлюха! — И, наконец, я дернул ее за руку и прошипел в самое ухо: — Черт тебя подери! Все, что теперь нужно сделать, это встать и идти! Вперед! На этот раз мы не можем потерпеть неудачу, и тебе больше никогда никого не придется называть «масса»!
Думаю, именно это, наконец, ее и зацепило. Касси приоткрыла глаза и сделала слабую попытку помочь мне. Я помог ей приподняться, и мы натянули на нее длинный плащ, приладили широкополую шляпку с вуалью, кое-как засунули ноги в башмаки, а руки — в перчатки. Когда после этого Касси, наконец, смогла подняться, опираясь рукой на стол, то она была вылитой дамой, как с картинки. Никто бы и не заподозрил, что под плащом на ней ничего не было.
Мне пришлось наполовину вести, наполовину тащить ее к задней двери и провести в ожидании десять ужасных минут, пока чернокожий мальчишка-посыльный побежал найти для нас экипаж, и мы ждали его, скорчившись у края тротуара в тени стены, под хлещущими струями дождя. Но преследователей не было видно; очевидно, они совсем потеряли беглянку из виду. Так что вскоре мы уже катили вниз по улице к пристани, продираясь сквозь грязь и суматоху этой части Мемфиса, примыкавшей к реке. Вот уже показались и огни на причале, и старый, добрый «Миссури», который двойными свистками предупреждал о своем скором отплытии. Я важно подошел к помощнику капитана, стоящему на верхней площадке трапа, объясняя, что проведу мадам прямо в ее каюту, поскольку она очень устала. Он почтительным образом ответил мне: «Да, сэр» — и вызвал наверх двух юнг, чтобы помочь нам. Все вокруг были слишком заняты выкрикиванием слов прощания и последними воздушными поцелуями, чтобы заметить, что дама в грациозной шляпке с вуалью буквально повисла у меня на руках.
Когда я уложил ее в кровать, она была в полусне-полуобмороке от страха и истощения сил. Я же настолько изнемог от всего пережитого, что упал на стул и даже не пошевелился, пока вновь не раздались свистки, а колеса не зашлепали по воде — и стало ясно, что мы все-таки улизнули у наших преследователей из-под самого носа. И тут я начал накачиваться бренди. Боже всемогущий, как мне это было необходимо! Испуг и спешка этих минут стали последней соломинкой; стакан звенел, ударяясь о мои зубы, но, полагаю, это была уже не более чем нервная реакция.