Энергично встряхнув головой, чтобы избавиться от остатков ночных грез, я припомнила, что творилось этой самой ночью на этом самом диване и, борясь со сладкой дрожью, возопила:
– Ничего себе! Уже два часа!
– Ну и что? – лениво протянул Павел, намеренно улегшийся с краю, дабы перекрыть мне главный путь к отступлению. И снова погладил меня по бедру.
– Как что? Да ведь моя увольнительная была только до девяти утра. Теперь твой папа уволит меня без выходного пособия! – возмущено взвилась я.
Но Павел меня успокоил, притянув к себе мое слабо вырывающееся тело.
– Не бойся, – я почувствовала его руки на спине и уже не стала возмущаться, когда они пересекли границу дозволенного, – я его предупредил, что ночью у тебя была сверхурочная работа и за нее полагается еще один отгул до завтрашнего утра.
– Черт! – выругалась я себе под нос, – он ведь теперь подумает, что…
– Хочешь вина? – как ни в чем не бывало поинтересовался мой спаситель-искуситель и извлек откуда-то из-под дивана наполненный до краев фужер с «каберне».
– Нет-нет, только не вина! – запротестовала я, с содроганием вспоминая падение в пруд.
– Наш человек! – обрадовался Павел и, убрав бокал обратно под диван, протянул мне рюмку виски. Естественно, безо льда и закуски.
– За что пьем? – пробормотала я, стараясь не замечать горящего челноковского взгляда, блуждающего по моей груди. Вот ведь волчара ненасытный! Недаром у него глаза зеленые.
– За мир, дружбу и взаимопроникновение! – он быстро чокнулся со мной, выпил и, не дожидаясь, когда допью я, перешел к внедрению этого лозунга. Ночное безумие повторилось в полном объеме, и мы еще добавили несколько новшеств. Надо сказать довольно приятных. «Господи, ну почему я так отвратительно счастлива? – отрешенно подумала я, опять погружаясь в сладкую дрему. – Не к добру это. Ох, не к добру…»
Проснуться мне довелось, только когда розовые краски заката превратили нас с Павлом в краснокожих индейцев. Сходство лежащего рядом мужчины с настоящим вождем усиливали рдеющие на щеке три горизонтальные полоски, которыми я, потеряв контроль, наградила его во время ритуальных игр.
– Не больно? – я осторожно погладила царапины.
Павел очень серьезно покачал головой и невпопад ответил:
– Я тебя никому не отдам. Ни отцу, ни этому твоему бой-френду…
– Какому бой-френду? – я сладко потянулась, все еще не понимая, о ком речь.
– Твоему. Ты несколько раз назвала меня его именем. Толя, кажется?
Сердце гулко стукнуло в груди, ставшей вдруг очень тесной.
– Нет у меня никакого бой-френда. А если и был, так давно уже сплыл.