— Ты что-то хотела мне показать?
— Да. Вот это. — Она быстро разворачивает сверток и показывает мне портрет.
И снова ощущение, что я где-то уже видел это лицо, заставляет меня наморщить лоб.
— Ведь ты же его видел? — На меня настойчиво смотрят черные глаза.
— Нет. Не видел. Но вот прищур глаз мне почему-то кажется знакомым. Только я не могу никак вспомнить, где я мог его видеть. Но что не два года назад, а намного раньше… вот это точно.
— Ты не врешь, — печально кивает она. — А как пропал твой друг?
— Тоже из гостиницы, только всего пятнадцать дней назад. К нему пришел незнакомый человек, и они ушли вместе, поговорив всего пару минут. И, что хуже всего, девушку, которая запомнила посыльного, девять дней назад убили в номере клиента. Поэтому я тебя очень прошу, не встревай в это дело. Уничтожь все портреты Рашата, не жалей. Раз ты можешь написать его по памяти, то напишешь еще. И если у тебя нет дяди, то ночуй у подруг. Или еще лучше, съезди навести родственников.
— А ты? Тоже поедешь к родственникам?
— Я — другое дело. Я могу за себя постоять. И у меня есть друзья, которые обо мне беспокоятся.
— А у меня нет больше ни друзей, ни родственников, — печально произнесла она. — Да и дядя не совсем дядя. Он калека, собирает у базара милостыню, а ночевать приезжает сюда. И он говорит точно так, как ты, — чтобы я не писала портреты. Но если никто ничего не будет делать, все так и останется?
— Я буду искать, пока не найду. А ты слушай дядю, похоже, он хороший человек. Мне нужно идти, запри калитку. И еще, если нужна будет помощь, нарисуй синей краской три кружка на том объявлении, что висит у ближайшей башни переноса. Я там каждый день хожу.
Через полчаса, купив по пути кувшин охлажденной воды, подслащенной медом, я входил во двор дома, где меня ждала бессонная ночь под пьяный хохот хаиннов и визг их ночных подруг.
— Завтра рано утром мы уедем, и сюда вернется хозяин. — Хаинн не спеша потягивал из маленькой чашечки горячий бульон. — Тогда вы можете уходить.
Он снова прикрыл глаза, припадая узкими губами к чашечке, а я оглянулся на догорающий за крышами домов закат и выматерился про себя. Хитрец, однако, наш наниматель.
— Нет. Так не пойдет. Сначала уйдем мы. А вы можете ехать, когда хотите. Я не собираюсь выяснять с хозяином дома, чего и сколько вы разбили. Мы договаривались вас охранять, мы свою работу сделали. Никто из вас не пострадал. А за дом мы не отвечаем.
— Тогда можете идти сейчас. Сегодня нас охранять не нужно. — Тонкие ноздри зло раздулись.
— Как скажешь, — спокойно кивнул я и отправился к летней кухне, в которой мы прожили эти шесть дней.