* * *
Последний раз смерть укусила нас уже напоследок, когда большая часть пациентов перевелась в общие палаты. Стабильно "тяжелый" пожилой арт-наводчик из десанта, балагур-здоровяк, ушел тихо под утро. Его привезли еле живого вместе с остальными, лечили все время, но так и не смогли стабилизировать. Во время рейда мужик получил две очереди в живот, задавил сепсис убойными дозами препаратов и дотянул до эвакуации просто каким-то чудом. Но потом отказали почки и печень, их перезапускали несколько раз, но все без толку. Прооперированный на несколько раз кишечник постоянно расползался, шунты забивались сгустками отторгнутых тканей, и в конце-концов сердце просто остановилось. После часа реанимационных мероприятий врачи были вынуждены констатировать необратимые изменения в мозге и отключить аппаратуру.
Проводить погибшего среди домашних стен собрались все, кого опалило войной. Молча мы стояли рядом с печью крематория и смотрели, как пляшет жаркий огонь в крошечном окошке, пожирая друга и товарища. Мы потеряли очередную частичку души, получив лишь пустоту взамен. И молились за десантника, который шагнул на другую сторону, вслед за сотнями других. Пусть земля тебе будет пухом, а ветер подарит твоему пеплу веселую песню, брат. Мы не забудем тебя…
* * *
Я стоял у приоткрытого окна и дышал влажным воздухом, слушая дождливую капель на улице. Завтра меня ждала медицинская комиссия. Половину из ребят уже перебросили обратно на базу резерва, проходить курс реабилитационной подготовки перед возвращением в строевые части. В госпитале остались лишь по большей части комиссованные и вновь прибывшие раненные, вывезенные из зоны боев. Моя же судьба решалась завтра утром.
Но я думал не об этом. Мне показалось, что большая часть людей в халатах, столкнувшихся с нами, чуть-чуть изменили свое мнение о происходящем. И хотя бы перестали развешивать надуманные политологами ярлыки. По крайней мере, группу молодежных активистов-агитаторов просто выставили за порог госпиталя, когда они сунулись сюда с ворохом глянцевой макулатуры. Желанные гости полгода тому назад, сегодня лишь бессильно матерились за оградой, щедро умытые налетевшей грозой.
Похоже, мы сможем вернуться домой, где нас не только будут проклинать, но и попытаются понять. Не все, но хотя бы кто-нибудь… Оказывается, у жестяных солдатиков тоже бывают лица. И с нами можно разговаривать. Если чуть-чуть присмотреться. Чуть-чуть, самую малость. Заглянуть в души плоских металлических героев, выстроенных на столе.
А если скосить глаза вправо, то в самом конце бесконечной колонны можно увидеть долговязую фигурку с косо раскрашенным ранцем и блеклым красным крестом на облупившейся краске. Это я — младший лейтенант четвертой роты сводной бригады войск специального назначения. Макс Убер, жестяной солдатик на чужой войне.