Татьяна Олеговна действовала на Алексея странно. Уж и не припомнить, когда ему с кем-то было так хорошо и… уютно — вот правильное слово, просто оно забылось от долгого неупотребления. Поручик даже объяснил себе, почему общество Одинцовой ему так приятно. С ней можно быть естественным. Дверь в коридор Алексей оставил открытой, чтобы не компрометировать даму, но вообще-то можно было обойтись и без этого. По годам она, вероятно, годится ему в матери (хотя у аристократок возраст определяется нелегко), поэтому никаких женских игр себе не позволяет, а вместе с тем не старуха и не уродина. И разговор с ней занятный: лепечет-лепечет дамскую чушь, а потом вдруг скажет такое, что поперхнешься.
— Миндальное, — блаженно понюхал Романов печенье. — Сто лет не ел.
Фрейлина с глубокомысленным видом, будто изрекая доказанный наукой факт, изрекла:
— Если бы всех солдат кормили миндальным печеньем, войны бы не было.
Не дожевав, Алексей уставился на нее. Она как ни в чем не бывало развила свою диковинную идею:
— Представьте сами. Кто ж захочет идти в атаку, наевшись миндального печенья?
Лишь теперь он заметил лукавый огонек в ее глазах и прыснул.
— Я думал, вы серьезно.
— Вы все-таки не разучились улыбаться, — удовлетворенно констатировала она. — Это и требовалось проверить. А печенье есть еще, сейчас достану.
Она приподнялась, вагон чуть качнуло, и Одинцова ударилась локтем о край стола, но не ушиблась, потому что стол вдоль всего ребра был обтянут пуфообразным розовым манжетом.
— Послушайте, Татьяна Олеговна, ведь вы не такая.
Алексей решил, что можно задать вопрос, не дававший ему покоя. Она умная, не обидится.
— Не какая «не такая»? — с легким испугом посмотрела на него фрейлина.
— Ну не такая. — Он обвел рукой кукольное купе. — Зачем эти розовые пуфики, подушечки?
Она снова села, подперла рукой подбородок и внимательно посмотрела на Романова, словно размышляя, заслуживает ли он доверия. Видимо, решила, что заслуживает.
— Строго между нами, обещаете? — (Он приложил ладонь к сердцу: клянусь.) — Я приготовила сюрприз. Доктора запретили маленькому цесаревичу ездить в поездах. Тряска, вибрация, качает. Недавно мальчик ударился плечом о поручень, случилось внутреннее кровотечение, а это для него смертельно опасно. Отец и сын редко видятся, оба тоскуют. Вот я и придумала. В таком купе ушибиться невозможно, я испытала на себе. У меня тоже очень тонкая кожа. Чуть что — и сразу синяк. Вот давеча ударилась локтем. — Она приподняла рукав. — Видите? Ничего нет.
Алексей обратил внимание на изящный рисунок запястья и белизну предплечья. Кто бы мог подумать, что у женщины почтенного возраста (сколько ей, кстати?) могут быть такие красивые руки.