Крик, рвущийся из ее горла, закончился писком.
— Ты одна? — настойчиво спросило видение.
Ее голова — как бы сама по себе — качнулась сверху вниз.
— Я здесь не для того, чтобы тебя обидеть. — Он нахмурился, отделился от стены и медленно двинулся к ней.
Маккензи вспомнила о своей руке, лежащей на ручке двери за спиной. Она осторожно повернула ее, заглушая ладонью щелчок замка.
У нее был такой вид, словно она вот-вот бросится бежать. Или грохнется в глубокий обморок. Или выцарапает ему глаза. В эти мгновения она была прекрасна. Даже сейчас, едва живой от голода и усталости, он обратил внимание на ее буйные каштановые кудри, рассыпавшиеся по плечам. Груди, прикрытые футболкой с надписью «Хард-рок кафе», были полными и округлыми, ничем не стесненными. Плоский живот, узковатые бедра. Длинные белые ноги в шортах из джинсовой ткани с бахромой заканчивались маленькими босыми ступнями. Он заметил, как что-то промелькнуло в ее дымчато-зеленых глазах во время этого осмотра, длившегося секунду-другую, и увидел, как она сделала движение, пытаясь распахнуть дверь за спиной и убежать.
Преодолевая терзавшую его боль, он рванулся вперед. Рука, сжимающая рукоятку пистолета, захлопнула дверь в подвал, другая, с ножом, взлетела к ее хорошенькому упрямому подбородку. Важно было добиться послушания. И тут его захлестнуло чувство вины. Он стоял так близко от нее, что мог рассмотреть золотистые точечки в ее глазах. Конечно, он сожалел, что приходится действовать подобным образом, но ведь им руководили необходимость, крайняя нужда, основной инстинкт выживания.
Маккензи почувствовала острие ножа. Он щекотал кончиком стилета ее шею, и ей казалось, что она всем телом ощущает это покалывание. Мак задыхалась от несвежего запаха из его рта, но он словно пригвоздил ее к двери взглядом своих темно-синих, как кобальт, глаз. И казалось, что пары влаги, исходившие от его мокрой одежды, пропитывают ее насквозь. Мак с ужасом смотрела на его отросшую щетину. Видение оказалось реальностью. Эта мысль проникла в нее так же глубоко, как могло бы проникнуть лезвие ножа.
Она смотрела, как шевелятся его губы всего в дюйме от ее лица. Наконец до нее донесся низкий скрипучий голос, протяжный выговор выдавал южанина.
— Я уже сказал, что пришел не затем, чтобы тебя обидеть. — Он произносил слова внятно и отчетливо. — Мне только на некоторое время потребуются укрытие и еда, и ванна — добавил он, словно ему лишь сейчас пришло это в голову. Выпрямившись, он сунул пистолет в карман.
Собравшись с духом, Маккензи наконец открыла рот, пытаясь говорить спокойно. Из горла вырвался хрип: