— В эту минуту жена твоя находится у судебного следователя Базена. Если у нее такое же настроение, какое было утром, она может наговорить бог весть что. А что именно, мы сможем узнать лишь отчасти, когда следователь будет использовать против нас ее показания. Из-за чего Фернанда так на тебя окрысилась? Она еще любит Николя?
— Возможно, по-своему.
— А тебя она не любила?
— Я ей был нужен.
— Зачем? Чтобы стать мадам Бош? Ради денег?
— Конечно, нет. И все равно я ей был нужен. Видите ли, господин Уар, она очень несчастна.
— А у меня создалось впечатление, что это она причина твоего несчастья.
— Она не виновата. Я на нее не в обиде.
— Словом, ты был в обиде на Сержа, на него одного? Казалось, адвокат вот-вот рассердится. Не так, как сердятся на взрослого, разумного человека, а как злятся, вопреки собственному желанию, на упрямого мальчишку.
— Мне надо с ней увидеться и поговорить.
— Это ничего не даст.
— Во всяком случае, лучше пойму, что у нее за нутро. Бош не заметил двусмысленности выражения.
— Ты с ней прожил пять лет?
— Да.
— Из них четыре года в браке?
— Да.
— Часто ли Серж Николя вторгался в вашу жизнь? Бош сделал вид, что не заметил слова «вашу».
— Уж я и не припомню.
— Ты принимал это как должное?
— Я делал все, что мог.
— Что тебе мешало развестись? Ты католик?
— Нет. Я не смог бы жить без Фернанды.
— А теперь? Теперь тебе придется обходиться без нее. Уар пожалел, что произнес эту жестокую фразу: Бош смотрел на него испуганными глазами. Наверняка молодому человеку эта мысль не приходила еще в голову, он видел лишь окружавшие его голые стены да забранное решеткой окно в двери.
— Скорее бы все кончилось! — твердил Альбер.
— Не валяй дурака, слышишь? Будь мужчиной. Давно пора.
Но Бош не обращал внимания на слова адвоката, слыша в них всего лишь набор бессмысленных звуков. Помолчав, он прибавил:
— Нас, возможно, вызовут.
— Куда вызовут?
— Наверх, к судебному следователю. Вы же сказали, что она там.
— Когда мы понадобимся, она, вероятнее всего, уже уйдет. Тебе придется еще раз ответить на тот самый вопрос, который я уже задавал.
— На какой вопрос?
— Зачем ты убил Сержа Николя?
— Я вам ответил.
— Это равносильно смертному приговору. Послушай, малыш. Я тридцать лет в адвокатуре. Я не очень знаменит. Мне редко доводилось участвовать в громких процессах, и портрет мой в газетах появлялся нечасто. Однако я не раз защищал молодых парней, наделавших глупостей. Но вся разница в том, что отцов их я не знал и не принимал все так близко к сердцу, как сейчас. У тебя есть мать, дедушка с бабушкой, сестра. Я не пытаюсь тебя разжалобить. К тому же ты должен подумать и о себе. Тебе сколько лет?