— Да, господин судебный следователь.
— Прошу заметить, — вмешался адвокат, — что мой клиент обитает в весьма своеобразном мире кинематографа, где, насколько мне известно, такого рода способ улаживать дела — явление весьма распространенное.
— Мы к этому еще вернемся. В конце почти каждого месяца ваш клиент оплачивал весьма внушительные счета, подписывая чеки, не имеющие в тот момент обеспечения. Он рассчитывал на то, что на инкассацию уходит около трех дней, и вносил в банк наличные в самую последнюю минуту.
— Это не преступление. Иначе пятая часть парижан оказалась бы за решеткой.
— Я повторяю свой вопрос и хочу, чтобы ваш клиент лично на него ответил. Скажите, господин Бош, каким образом вы рассчитывали погасить долги, которые не уменьшались, а наоборот, увеличивались изо дня в день?
— Не знаю, господин судебный следователь. Я об этом не думал. Да и не особо придавал этому значения.
Так оно и было. Он старался как можно меньше думать о будущем и жил одним днем.
— Рано или поздно пришел бы день, когда вы оказались бы припертым к стене. Передо мной ваши письма к поставщикам, в которых вы неоднократно упоминаете о крупном поступлении, ожидаемом на ваш счет в следующем месяце. Вы твердите о сделке, по завершении которой сможете разом освободиться от всех обязательств. О какой сделке идет речь?
— Ни о какой. Я писал об этом, чтобы они набрались терпения.
— Каким образом вы вышли бы из положения, если б терпение это лопнуло?
Бош долго молчал, потом, поколебавшись, ответил с уверенностью:
— Николя и Озиль не оставили бы меня в беде.
— Почему?
— Потому что я был управляющим их киностудии и мои неприятности отозвались бы на них самих.
— А не потому, что вы знали слишком много?
— Нет, господин следователь. До недавнего времени я и не подозревал об их махинациях. Я был уверен, что дела они ведут честно. Кроме того, не сомневался, что я им нужен.
— В вас столько достоинств?
— Да. Ведь не я их нашел. Я не надеялся быстро встать на ноги, и когда Серж Николя попросил меня с ним встретиться, я был уверен, что еще несколько лет мне придется перебиваться кое-как. Это он познакомил меня со своим портным и заставил изменить образ жизни. Это он указал дорогу в роскошные рестораны, которые мне были известны лишь по названиям, и научил давать на чай столько, сколько прежде нам хватало на двоих на целый день. Это он научил меня относиться ко всему с циничной улыбочкой: «Друг любезный, в Париже два сорта людей…» Я принадлежал ко второму сорту, а он ввел меня в мир людей первого сорта.
— Словом, вы избрали его образцом для подражания. Он производил на вас сильное впечатление, господин Бош?