— Вы все надеялись ее вылечить? Ведь, если я не ошибаюсь, вы по-прежнему считали ее больной?
— Да, господин профессор. До того самого дня, когда я ее познакомил с Сержем Николя.
— А что изменилось после этого?
— Что касается остальных мужчин, то отношения ее с ними были чисто сексуального порядка. Как правило, больше двух раз с одним и тем же партнером она не общалась. Боюсь, что я рисую не вполне правдивую картину нашей жизни, поскольку рассказываю лишь о самых важных ее событиях. Были периоды — недели по две, а то и больше, — когда Фернанда никого, кроме меня, не видела. Но потом словно срывалась с цепи, и это длилось несколько дней.
— Она по-прежнему обо всем вам рассказывала?
— Пожалуй. Всякий раз спустя определенный промежуток времени ее охватывал приступ отчаяния, после чего она снова принадлежала мне одному. Не всегда это начиналось одинаково. Но я, к примеру, знал: стоило позволить ей выпить три аперитива, как она отдавалась первому же встречному. Это было видно по ее глазам, по дрожащим ноздрям. Я чувствовал, когда приближается кризис. Пробовал — увести ее домой, но почти всегда безрезультатно. Ей ничего не стоило устроить на людях скандал, поднять крик в баре или кафе: «Пусти меня! Все равно я сучка. Неужели ты сумеешь дать мне то, что мне надо? Неужели единственный мужчина способен дать мне это?»
Часто я возвращался домой один, оставив Фернанду в каком-нибудь заведении. Приходилось ждать на улице и идти следом, когда она в обществе какого-нибудь незнакомца направлялась в ближайшую гостиницу. Я оставался у дверей. Она это знала и, выходя, искала меня взглядом.
Смеялась каким-то особенным смехом. Дома я долго противился искушению, но, не в силах уснуть, не выдерживал и овладевал ею… Вы думаете, я порочен? Болен? Неужели я не таков, как все?
Не отвечая, профессор сочувственно смотрел на пациента.
— По вашим словам, с Сержем Николя все обстояло иначе?
— Возможно, это не было связано с ним непосредственно. Просто изменился наш образ жизни. С каждым днем Фернанда одевалась все лучше, элегантнее, привлекая к себе взоры всех мужчин. Не кто иной как Серж ввел нас в этот новый мир, открыл двери модных ресторанов и кабаре. Вместе с ней выбирал первые ее туалеты, наблюдая за ней с покровительственным и снисходительным видом, точно за своей ученицей. Должно быть, Серж знал, что собой представляет Фернанда. Не может быть, чтоб не знал. Но ему не было известно о периодах отчаяния и стыда. Один я знал обо всем. И знаю. А между тем он полагал, что изучил ее натуру, и это ее забавляло. Бывало и так, что Серж Николя передавал Фернанду в руки своих приятелей, возможно, и господина Озиля. Должно быть, говорил при этом: «Это феномен. Сами убедитесь!»