— Пол, кто основал «Булочные Барклая»?
— Мой прадед в 1902 году. А что?
— Может, имеет смысл вернуться к истокам?
— К какому моменту нашей истории лучше всего обратиться? Даллас, 1902. — Пол подарил Кессиди взгляд, полный безграничного уважения.
— Знаешь, — голос Кессиди звенел от возбуждения, — можно пригласить студентов из университета драмы и искусства, чтобы они помогли с декорациями. У тебя есть какие-нибудь старые изображения предприятия?
— Есть ли у меня? Да офисный холл увешан ими. Наверно, будет интересно, если мы расскажем историю развития «Булочных Барклая». Как мы начинали, как растем, как мы собираемся…
У Кессиди расширились глаза.
— Боже мой! Да мы могли бы поставить небольшую пьесу. — И она указала на Пола: — Ты мог бы сыграть своего прадеда.
Его лицо оживилось, в глазах заплясали огоньки. Внезапно он наклонился вперед, взял ее голову обеими руками и, притянув к себе, крепко поцеловал в губы.
— Ты бесподобна!
Несмотря на дрожь от внезапно накатившего приступа страсти, Кессиди почувствовала холодную волну неодобрения, накатившую со стороны Вильяма. Она улыбнулась Полу, но незаметно скосила глаза, показывая на брата.
— Вы оба бесподобны! — воскликнул Пол, обнимая Вильяма за шею. — Бесподобные Пенно! — смеялся Пол.
Однако Кессиди уловила беспокойство, мелькнувшее на лице брата, прежде чем он сдался и выдавил из себя улыбку, которую от него ожидали. Интересно, сколько бед это ей сулит? Хотя, в принципе, что может быть хуже, чем разбитое сердце?
Кессиди получила часть ответа на свой вопрос на следующий вечер, когда Вильям возник на пороге ее дома.
— Это ты виновата! — провозгласил он. — Я знал, ты испортишь мне карьеру!
— О чем речь?
— Я должен сблизить Пола и Бетину, а не вызывать между ними вражду.
Кессиди закрыла глаза и глубоко вздохнула, затем усадила Вильяма в низкое кресло. Присев в другое кресло, девушка включила настольную лампу под абажуром из цветного стекла.
— А теперь расскажи, что случилось.
Неслышно возникла Саншайн и потерлась о ногу Вильяма, но тот приветствовал ее легким пинком, и кошка сделала выбор в пользу колен Кессиди.
— Пол… — убитым голосом объяснил Вильям, — похоже, ты ему нравишься.
— Это такое большое потрясение для тебя? Ты совсем не можешь себе представить, что твоя заторможенная сестричка кому-то нравится?
У Вильяма хватило такта на то, чтобы изобразить раскаяние.
— Я не это имел в виду.
— К твоему сведению, Вильям, я нравлюсь многим людям.
Какое-то мгновение он молча изучал ее. Кессиди буквально ощущала, как его светло-зеленые глаза буравят дырочки в ее голове.