— Он женится на ней, потому что у него нет выбора. Но это не означает, что я перестану встречаться с ним.
Вильям подчинился и с несчастным видом закивал головой.
— Бетина пригрозила мне увольнением, если по какой-то причине план провалится.
— Этого не случится, — пообещала Кессиди. — Во-первых, потому что он собирается жениться на ней, а во-вторых, я позабочусь о том, чтобы этому не было никаких препятствий.
От удивления брови Вильяма взлетели выше лба.
— Ты имеешь такое влияние?
Было очевидно, что он не считал вопрос оскорбительным. Он просто не мог представить, что Кессиди может иметь на кого-нибудь влияние. Она сказала только:
— Да, имею.
К ее изумлению, Вильям несколько мгновений подыскивал слова, но ограничился только одним: «спасибо». Кессиди усмехнулась:
— Пожалуйста. Мы теперь можем закрыть эту тему? Навсегда? — Вильям пожал плечами, что она расценила как согласие. — Хорошо. Может, поедим? Я хочу есть.
Алвин откашлялся и, когда они повернулись к нему, указал на тарелку с горой гамбургеров.
— Кто сказал, что хочет есть?
Вильям, непривычно подавленный и тихий, оставался не дольше, чем было необходимо для того, чтобы отдать должное обеду. Без сомнения, он был озабочен поворотом событий, отказом сестры подчиниться. Кессиди жалела его, даже когда поняла, что Вильям вряд ли постигнет глубину трагедии, главную роль в которой отвела себе его сестра. После того, как он ушел, Алвин обратился к Кессиди:
— Расскажи-ка мне обо всем.
— Я влюбилась в человека, который должен жениться на другой. К тому же он начальник Вильяма.
Алвин, да благословит его Господь, и глазом не моргнул.
— Он сделал ей ребенка?
— Нет!
— Тогда почему он должен жениться на ней?
Кессиди вздохнула:
— Все очень сложно. Если он не женится на ней, пострадает его бизнес и семья.
— Хм. А он тебя любит?
— Думаю, любит. Сейчас, во всяком случае.
— Сейчас — это все, что у нас есть, дорогая. Конечно, отец прав. Если завтрашний день едва ли сулит что-нибудь хорошее, а прошлого не изменишь, настоящее остается единственной реальностью. Тогда есть смысл извлечь из него все, что можно.
— Может, поделишься и остальным?
Кессиди глубоко вздохнула и начала свой рассказ. Алвин только хмыкал, либо приберегая комментарии на потом, либо воздерживаясь от них. Когда дочь наконец замолчала, он заметил:
— Я горжусь тобой, детка. Ты могла бы забиться в уголок и притвориться, что все ваши чувства — выдумка, но ты предпочла ухватить их за хвост и вытащить на свет Божий. Потом, может, будешь страдать, но у тебя останется память об этих днях, а это кое-что да значит.