Дожидаться следующего перерождения он не стал. Развернулся и припустил что было духу по бесконечной тропе, подвешенной внутри нигде, к далекой звездочке дверного проема. Почти сразу у его неровных шагов появилось эхо. Пугающее эхо, куда более ритмичное. Один наконец выбрал себе форму. Борун не стал оглядываться и так и не узнал, какую именно. Ужас гнал его вперед. Шаги преследователя грохотали, казалось, вплотную, и каждый миг Борун ждал, что неудержимая сила сметет его с пути или растопчет в пыль. Он вырвался из здания, пронесся через двор, с размаху налетел всем телом на прутья ограды, но удара не почувствовал. Холодок внутри, едва заметное сопротивление, словно воздух здесь был плотнее и прохладнее, – и колдовской частокол мягко выпустил беглеца наружу.
Лишь теперь Борун сообразил, что больше не слышит грохота шагов за спиной. Вспыхивали, постепенно успокаиваясь, растревоженные золотые прутья ограды. За ними виднелся пустой двор с дорожкой, обрамленной двумя рядами уродливых статуй на высоких постаментах. Вверху и всюду вокруг тяжело, как после обморока, просыпался день. Предка-подлеца не было и в помине. И лаконичного купола опустевшей темницы уже не было видно во дворе за волшебной оградой. На его месте, как положено, золотился изукрашенный Дом вердиктов. Все было, как всегда, – кроме одного. Дорожка из плит, проложенная к дверям через засыпанный песком двор, посередине вспучилась. Что-то потревожило плиты, а может, вскрыло их, приподняло и небрежно уронило обратно.
Борун поскорее нырнул в ближайший проулок. Чувствовал он себя погано и непривычно – нашкодившим сопляком, отколовшим очень, очень нехорошую штуку.
Отоспавшийся за ночь, отменно закусивший с утра упряжной зверь энергично работал крыльями. Скрипучая кибитка уносила Алёну и Макара все дальше от подозрительного берега. По правую руку солнце споро карабкалось по небосклону вверх. Лес, над которым они летели, все не кончался. Макар, сколько ни бился, так и не освоил управление их удивительным транспортным средством. Он орал, махал руками, выбивал безумную морзянку на плетеной стене, рискуя истрепать ее в мочало. Все это лишь для того, чтобы понять: править летуном он не может, и курс их всецело зависит от прихоти фантастической твари, место которой разве что в сказках, а не в его, Макара, спокойном и бесцветном существовании. Черт, то ли желая держаться поближе к освежающей зелени леса, то ли еще по каким резонам, шел на бреющем полете. Кибитка уточкой ныряла вверх-вниз, едва не задевая макушки особо выдающихся лесных гигантов. Комфортным такой полет не назовешь, их с Алёной ощутимо потряхивало, зато и засечь их чужим глазам будет нелегко. В том, что чужие глаза есть, что некто упорно обшаривает горизонт, надеясь взять след, Макар не сомневался. Как и в том, что ищут беглецов вовсе не затем, чтобы попросить автограф.