чрезмерных усилий, лишь 500 000 или 600 000 солдат, из которых две трети или даже три
четверти были фактически не в состоянии воевать, т. е. соотношение солдат и мирного
населения теоретически составляло сотые доли, практически же – порядка четырех сотых.
Численное превосходство императорских войск было тем более сомнительным, что в
зависимости от обстоятельств римское государство должно было одновременно
противостоять нескольким варварским народам: так, в период между 407-410 гг. войска
вестготов, вандалов, аланов, свевов, насчитывающие в целом примерно 60 000 воинов, едва ли были малочисленней, чем все мобильные армии римлян в Италии, Испании и
Галлии.
Хотя военное снаряжение варваров было в целом весьма несовершенным, тем не
менее, некоторые германские народы, благодаря контактам со степными кочевниками, стали замечательными наездниками. К тому же некоторые предметы их вооружения –
длинный меч, франциска – были великолепны в техническом отношении, тогда как у
римлян не было подобного оружия. Неразвитость искусства осадной войны у варваров
являлась бы серьезной помехой только в том случае, если бы города активно оборонялись: на самом деле одни из них были захвачены внезапно, в результате измены или более-
менее продолжительной осады, другие сами открыли ворота в надежде на пощаду (sub spe pacis) (Рим, 537-538 гг.). Лишь немногим удавалось сдерживать противника так долго, чтобы в случае необходимости римская армия могла собраться и подойти на помощь[24].
Другими словами, действия римлян были успешными, только если население проявляло
волю к самозащите. В силу различных причин, которые так или иначе выходят за рамки
военных вопросов, эту волю оно проявляло весьма редко.
Репутация варваров была такова, что весть об их приближении вызывала панику и
сковывала волю к сопротивлению. Тексты того времени соперничают в описании их
дерзости, жестокости и кровожадности. Аммиан Марцел-лин пишет о гуннах: «Они
заслуживают того, чтобы признать их отменными воителями»; Веллей Патеркул – о
лангобардах: «Народ более свирепый, чем самые свирепые германцы»; Исидор
Севильский – о франках: «Они так названы по причине кровожадности их нравов»; Сидоний Аполлинарий – о саксонских пиратах: «Это самый свирепый из всех врагов». Он
же писал, что салические франки «с детства питают к войне такую же страсть, какую
другие – в зрелом возрасте. Если случается, что противник превосходит их числом или их