Прямота вопроса поставила Орланду в тупик.
— Мистер Гилбрайт сказал, — начала она и замолчала, потом предприняла вторую попытку: — Мистер Гилбрайт сказал, что ему необходимо жениться к своему дню рождению по причинам юридического характера. Я… я согласилась, потому что… — И Орланда снова замолчала.
Ей внезапно стало стыдно признаться, что причины, побудившие принять его предложение, были чисто меркантильными.
— Он предложил тебе деньги, да?
Орланда мучительно покраснела и опустила глаза.
— На д-деньги, которые мне пообещал мистер Гилбрайт, я смогу купить небольшую ферму, чтобы моя дочь могла расти здоровой.
Старая женщина снова поцокала языком.
— А отец девочки?.. Нет-нет, не говори, сама знаю. Он исчез, да? Вечно одна и та же история: мужчинам плевать на последствия, а у девчонок не хватает мозгов в голове. — Она поднялась, вернула Камиллу матери и начала собирать тарелки. — Ну-ну, теперь уж ничего не поделаешь. Но должна сразу предупредить тебя: этого Кларисса никогда не простит сыну.
Стэнли застонал и открыл глаза. Яркое солнце пробралось сквозь шторы и залило просторную светлую спальню, мешая ему отсыпаться. Он с трудом пришел в себя и тут же пожалел, что сделал это. Больше всего хотелось обо всем забыть.
Накануне он выскочил из особняка и уехал в город, а в ушах еще звучали материнские проклятия. Мчась внизло холму Виктории на своем любимом «ягуаре», он перебирал в уме все отвратительные, оскорбительные слова, которыми они обменялись. Вспоминал неистовую ярость матери и собственные жестокие слова о том, что именно она своим упрямством вынудила его пойти на такие радикальные меры и теперь только благодаря себе имеет в качестве невестки мать-одиночку, которая мыла посуду в дешевом кафе и побиралась на улицах.
В какой-то момент ему показалось, что Клариссу Гилбрайт хватит удар прямо в гостиной. Но она пришла в себя и дала выход гневу за то, что он опозорил семейное имя. Что до Маргарет, то она выглядела так, словно только и мечтает, как бы достать флакончик яду и кого-нибудь отравить. Или всадить кинжал в спину. Предпочтительно, конечно, ему.
Стэнли закончил памятный вечер возвращения домой в третьем или четвертом баре, допивая несчетный коктейль и проклиная весь свет.
Ледяной душ вернул его к жизни. Взглянув на часы, он обнаружил, что уже перевалило за полдень. Канун дня его рождения. Ликования не ощущалось, праздновать победу тоже не было настроения. Подойдя к окну, он посмотрел вниз, на Гонконг, но величественная панорама не принесла обычной радости. Он попытался сосредоточиться на важных вещах, на том, что надо созвать заседание правления «Гилбрайт трейдинг интернешнл», объявить о своем вступлении на пост президента, потом приступить к давно лелеянным планам расширения сферы деятельности в Европу. Но это ему не удалось. Стэнли прошелся по комнате, подошел к другому окну, выходящему в сад, и снова тупо уставился в него.