Глава 4
Танец, который ломает кости
Они вышли из ДК после очередной Толиковой репетиции. Улица тихо светилась, распушившись после снегопада. Слева, сквозь еловые лапы мерцали синие звезды и золотистые фонари на площади.
– Снег, – выдохнула Динка, чтобы хоть что-то сказать. Толик промолчал. Протянул ей руку, когда они спускалась с обледенелого крыльца. Она до сих пор не привыкла к такому вниманию. В молчании они сошли по длинной лестнице. С еловых лап иногда соскальзывала невесомая россыпь снежинок. Одна такая холодная змейка тихонько просыпалась Динке за шиворот.
– К тебе идти-то два шага, – Толик кивнул на желтые окна хрущобы. – Давай через мемориал пройдем, что ли? Чтоб подольше.
Динка честность оценила. Подольше так подольше, почему нет? Они свернули с общей тропы и вскоре выбрались на расчищенную площадку перед вечным огнем. Огонь давно уже не был вечным, его включали один раз в год на День Победы.
– Хочешь послушать?
Толян сунул ей в ухо один из своих крошечных наушников, он вечно слушал музыку в телефоне.
– Танго Пьяццоллы.
– Танго – это танец, в котором ломаются кости, – Динка забыла, где вычитала эту красивую фразу.
Толик помотал головой. Снял наушники, настроил громкость и положил телефон прямо на твердую вершину сугроба.
– Слушай.
Музыка захватила ее, будто сама Динка была ею – просто музыкой, ничем больше. Музыкой до кончиков пальцев, до кончиков ресниц…
Толик загородил ей дорогу.
– Ты знаешь, что такое танец? – спросил, заглядывая в лицо.
– И что?
Мурашки побежали у нее между лопаток, мурашки.
Толик скинул в снег рюкзак.
– Дай руку.
– Еще чего, – огрызнулась Динка, протягивая руку.
– Не бойся.
– Сам не бойся!
Дыхание перехватило. Толик стащил перчатку. Сдернул с Динкиной руки толстую меховую варежку.
– Зачем?… – Он переплел ее пальцы со своими. Горячие пальцы с холодными.
– Танец – это свобода. Ты вообще умеешь танцевать с мужчинами?
– Мм…
Толик вдруг сделал шаг вперед, оказался совсем близко, так что Динке пришлось отступить. Мягко подхватил ее и развернул.
– Не напрягайся… Мужчина всегда ведет. Это доверие, просто верь мне – и все.
Гитара выводила ритм, а вокруг него обвивался тягучий медовый плач скрипки. Скрипка плакала, скрипка лилась, серебристой холодной струйкой, скрипка превращалась в сиреневые звезды, в золотые фонари, в тропу, уводящую в глубину леса. В странное ощущение, что воздух становится теплее. Отодвинулся город, исчез шум машин, ставшее привычным лязганье завода. Только гитара и скрипка. Только шаг вперед и назад. Только чужое дыхание, чужие горячие пальцы.