Им оставалось пробыть в Италии всего четыре дня, когда адвокат Умберто приехал из Турина, чтобы автомобильный магнат подписал последний вариант своего завещания. Появившись сразу после завтрака, адвокат провел в комнате Умберто около двадцати минут. Позже она повела Паоло к дедушке, как обычно. Насколько Лаура могла судить, Умберто пребывал в задумчивости и был слишком усталым, чтобы выносить прыжки ребенка, его смех и болтовню.
— Возможно, в это утро вам лучше немного отдохнуть от нас, синьор Росси, — предложила она, привлекая сына к себе, чтобы умерить его пыл.
К ее удивлению, Умберто, в таких случаях всегда протестовавший и доказывавший, что он в форме, сейчас ничего не возразил.
— Называй меня отцом! — попросил он, когда они направились к двери; его голова бессильно опустилась на подушки. — Ты теперь как дочь для меня… посланница Ги, у постели больного отца.
* * *
В эту ночь Лаура проснулась от шума — бегали по всему дому.
— Что стряслось? — спросила она, высовывая голову в коридор в тот момент, когда Маргарита выскочила из комнаты Умберто. — Что-нибудь с синьором Росси?
Кухарка вся дрожала.
— Ему стало хуже, — ответила она, всхлипывая и вытирая глаза краем передника, который впопыхах надела поверх ночной рубашки. — Синьора Эмилия послала за доктором и за синьором Энцо. Она вместе с синьорой Анной и синьором Стефано у него. О, синьора Лаура, он… с трудом дышит. Это разрывает мое сердце. В этот раз, я думаю, он не оправится.
Несмотря на все старания врача, человек, в лучшие времена вершивший судьбами тысяч людей, а в последний день своей сознательной жизни сделавший ее сына Паоло одним из наследников своих миллионов, скончался в по местному времени. Энцо застал отца в живых и пробыл с ним час без одной минуты. Когда Энцо появился на лестнице, Лаура, бесцельно расхаживавшая по залу в халате и тапочках, пошла ему навстречу.
— Его не стало, да? — спросила она, когда он посмотрел на нее.
Опустошенный, взлохмаченный, с отросшей за ночь щетиной на подбородке, Энцо кивнул.
— Ему так опостылело валяться целыми часами в кровати, дожидаясь очередного удара… даже лучше, что все закончилось.
— Я огорчена… до глубины души… Остановившись на черно-белых мраморных плитках, которыми был покрыт пол в зале, Энцо — в линялых джинсах, спортивной куртке и изношенных комнатных туфлях похожий на бродягу — не отрывал от нее глаз.
— Верю, — ответил он.
Моментом позже Лаура бросилась к нему в объятия и зарыдала на его плече. «Давай же, плачь!.. Это то, что ты сейчас должен делать», — молча, яростно умоляла она его.