– Вредный это человек Вершинин. Как ты его держишь гражданским губернатором Квантуна и гражданским комиссаром? – упрекнула мужа Вера Алексеевна.
– Со связями он: Алексеев у него не один раз обедал. Сразу его не уберешь, – оправдывался Стессель.
– А ты, Анатолий Михайлович, с подковыркой, обходом его возьми! – посоветовал Никитин.
– С какой стороны-то его обойдешь: не ворует, кажется.
– Только кажется, – заметил Фок. – Какой же градоначальник в России не ворует?
– Не пойман – не вор.
– Либералов защищает.
– Кого именно?
– Да хотя бы заведующую Пушкинской школой Желтову. Там все артурские либералы собираются. Школа только вывеска для пропаганды противоправительственных идей, – вкрадчиво продолжал Фок.
– Поручу Микеладзе заняться этим делом.
– Глуповат Микеладзе. Лучше бы Познанскому, – тот хотя и молодой жандарм, но подает большие надежды.
Вошедший денщик доложил, что Белый просит Стесселя к телефону.
– Дюже в море с пушек бьют. Батареи так и полыхают, – сообщил он.
Никитин заторопился домой.
– Японцы с моря в проход лезут, – взволнованно сообщил вернувшийся Стессель. – Какие-то там брандеры пускают. Я сейчас еду на Золотую гору.
– Я тебя не пущу, – решительно заявила генеральша. – Незачем тебе туда ехать, Белый и без тебя справится. Довольно ты день-деньской по фортам да батареям разъезжаешь. Не комендантское это дело на каждый выстрел ехать.
– Я уже приказал подать экипаж.
– Я отправлю его обратно, – распорядилась Вера Алексеевна.
Стессель сдался и покорно пошел за женой в спальню.
В это же время адмирал Старк сидел в глубоком мягком кресле около письменного стола в своей каюте на «Петропавловске»и внимательно читал рапорты командиров кораблей, донесения с сигнальной станции на Золотой горе о деталях внезапного нападения японцев на русскую эскадру в роковую ночь 26 января. Короткий бой стал переломным моментом в жизни адмирала. Его обвиняли в непринятии мер по охране эскадры, открыто стоящей на внешнем рейде.
Старк откинулся на спинку кресла и погрузился в глубокое раздумье. В каюте было тепло и уютно. Изредка доносились резкие порывы штормового ветра, хлопали раскачиваемые ветром шлюпки и спасательные круги, громыхали по палубе тяжелые матросские сапоги.
Адмирал с горечью и возмущением вспоминал о своем унизительном положении начальника эскадры, который фактически не смел ничего предпринять без ведома и согласия наместника. Последний вмешивался во все распоряжения Старка по эскадре, связывая его по рукам и ногам своей непрошеной опекой. Вспомнил он и о том, как Витгефт, по приказанию наместника инструктируя чинов его штаба о необходимых мероприятиях по охране кораблей, прямо заявил, что никакой войны не будет.