Да, противника, как не странно… Мы чувствовали душой и телом, что эти люди не будут смотреть на нас, как на братьев по несчастью, а уничтожат нас при первой возможности, попадись мы к ним в руки. Мой напарник и я одной ночью попробовали переплыть Одер и заглянуть в окопы с тыла. С помощью двух прорезиненных рюкзаков проплыли мы чуть ли не до середины реки, как вдруг мой напарник начал просить о помощи.
Его рюкзак сдулся и не поддерживал его на поверхности, мой напарник начинал захлёбываться. Наша возня посередине реки привлекла внимание дозорных с той стороны, по воде застрочил автомат. С нашей стороны пошли ответные очереди, ракета, потом вторая. Держась вдвоём за оставшийся рюкзак одной рукой, головы под водой, мы кое-как добрались до берега, от которого отплыли полчаса назад, мокрые, холодные и недоумевающие, как нам удалось остаться в живых.
Наша следующая попытка «сделать всё возможное», окончилась без драмы, но и без большого успеха. Мы залезли на высокие деревья, пока было темно, и начали ждать рассвета. Стали ныть все кости, затекли ноги и руки, часто менять позицию было опасно, так как снайперы с той стороны следили за нашим берегом добросовестно. Но хуже всего было от двигавшихся перед глазами ветвей. Для невооруженного глаза что-либо разглядеть было далеко, а через бинокль можно было видеть только качающуюся сеть из веток, увеличенных линзами, все остальное было как в тумане. Нам пришлось довольствоваться замаскированной позицией на валу, окружавшем наш бруствер.
На следующий день нас отозвали. Мы сдали наши планшеты с заметками и были отосланы назад в отряд. Нас ждала та же телега, но с новым колесом, и приказ двигаться в тыл, охраняя тот же самый ящик.
Короткая, но жестокая стычка между солдатами РОА и советскими силами, державшими плацдарм, произошла 13-го апреля 1945 года. Через несколько часов, после того как наши подразделения, захватив и разрушив линию проволочных заграждений, были артиллерийским огнем с советской стороны буквально вжаты в болотистую землю рядом с застрявшими старыми танками, генерал-майор Буняченко отдал приказ оставить плацдарм и, подобрав раненых, продвигаться к югу.
Начались 50-60-километровые марши, они продолжались до конца апреля. Всем нам было известно, что генерал-майор Буняченко, не подчиняясь приказам немецкого командования, уводит дивизию от тех мест, где ею хотели заткнуть бреши в линии фронта. Мы все понимали, что если мы попадем на передовую, у нас будет только два выхода: умереть от пули или попасть в плен, что будет ещё хуже. Возможности занять участок фронта и оказать какое-то влияние на красноармейцев, наступавших на обессиленную немецкую армию, просто не существовало.