Надо было бежать! Но как?
Заглянув в уборную, я заметил форточку, но она была слишком высоко, чтобы вылезти через неё без посторонней помощи. Я вспомнил о немецком мальчишке.
После короткого совещания мой мальчик-немец и я зашли вместе в уборную. Что подумали о нас остальные, мне, по крайней мере, было все равно. Так как он побоялся лезть первым, я взобрался на его согнутую спину, открыл форточку и стал протискиваться наружу.
Было ещё темно, густой туман покрывал всё вокруг. Я прислушался — кругом была тишина. Мне надо было вылезти, как-то перевернуться и подать руку ждавшему моей помощи немцу. Я смог вылезти и, держась за форточку, перевернуться лицом к ней. Но моя фотокамера зацепилась за что-то, ремешок резал мне шею. Отпустив форточку одной рукой, я начал освобождать себя от этой удавки, рванул ремешок и, не удержавшись на одной руке, соскользнул по стене дома вниз. Мои ноги встретили мягкое сопротивление гнилых досок, и я медленно, но уверенно, стал проваливаться в яму с человеческими отходами. Да простит мне читатель, но более нежного выражения для содержимого этой ямы, я найти не могу.
Провалившись до подмышек, мне удалось избежать полного погружения в ароматную гущу, ухватившись за оставшиеся целыми доски.
Всё же я, видимо, произвёл шум, и, чего я и опасался, дежурный часовой начал обход доверенного ему участка.
Я увидел его приближающиеся сапоги на уровне моих глаз, самого его не было видно, только его силуэт угадывался, как тень — так густ был туман. Вот это то меня и спасло. Не ожидая встретить любителя поутру поплавать в выгребной яме, сонный часовой прошёл мимо, шаги его затихли, и я начал выбираться из «окружающей среды».
Во имя эстетики, позвольте пропустить описание последующего часа. Скажу только, что я добрался до какого-то пруда, вымылся, выбросил одежду и, в нижнем белье, стараясь не дышать, пошёл, пока не дошёл до маленькой усадьбы. Хозяин уже хлопотал снаружи, и я рискнул обратиться к нему за помощью. Мир не без добрых людей, это так. Пришлось объяснить всю правду, и через полчаса я не только был одет в поношенную, но ещё крепкую одежду, но и накормлен, а в руках у меня был кусок бумаги с планом, как дойти до границы с американской зоной.
Граница была недалеко. Подходить к ней надо было осторожно, так как она охранялась день и ночь. На клочке бумаги были нарисованы стога сена, овраг, черная линия, обозначавшая границу, забор на той стороне оврага и стрелка, указывающая, где находятся две доски, висящие только на одном гвозде. Их надо будет раздвинуть, и я буду в американской зоне.