Когда Джон вернулся с Багам, он рассказал, как в один из выходных дней каждый Битл арендовал по «Кадиллаку». Устроив гонки в районе Нассау на скоростях, превышавших 100 миль в час, они очутились возле заброшенной каменоломни, где решили поиграть «в бамперы». «Это невероятное ощущение, — восторгался Джон, всего несколько недель назад получивший водительские права. — Мы вдребезги разбили все эти новенькие сверкающие лимузы.»
Игра кончилась тем, что, разбив последнюю машину, Джон, Пол, Джордж и Ринго пешком вернулись в свой отель, предоставив четырем изуродованным лимузинам ржаветь в каменоломне. «И однажды на нас придет ох…нно большой счет за это», — беспечно заметил Джон. Но такой счет так никогда и не пришел.
Короче говоря, БИТЛЗ все сходило с рук. Джон, конечно, играл свою роль в этой шараде и, регулярно надевая битловскую форму, якшался с именитыми государственными деятелями и людьми высшего общества, которых когда-то всей душой ненавидел. И ему ничего не оставалось, как хотя бы подсаливать свои критические высказывания. Например, его ходовая «В своей манере письма» состояла именно из тех рискованных и безумных рисунков, которые доставляли ему столько неприятностей от администрации средней школы Квари Бэнк.
Но иногда истинные чувства Джона все же открывали публике его лучшую сторону. Как он сам сказал несколько лет спустя, «это чертовски трудно, когда ты Цезарь и все говорят, какой ты великий и несут тебе любое барахло и любых девиц, пробиться через это и крикнуть: «Я не хочу быть королем! Я хочу быть НАСТОЯЩИМ!» Но до конца Битломании Джон, фактически, именно это и говорил.
12 июня 1965 года Британский истеблишмент поставил на БИТЛЗ свою окончательную печать одобрения: королева Елизавета наградила их членством самого выдающегося ордена Британской империи (ЭмБиИ). Джон прибыл на инвеституру в Букингемский дворец с такой же радостью, с какой играл на Королевском эстрадном шоу два года назад. Джон, при всей его непочтительности к дворцовым церемониям, тем не менее, искренне радовался получению этой медали. МБИтлз, как окрестила их пресса, были первыми поп-музыкантами в истории, удостоенными такой чести и в то время Джон не догадывался о том, что появление во дворце в каком-то смысле может скомпрометировать его неподкупность. Он скорее испытывал упоенность триумфом, уместным для негодного мальчишки, пролезшего туда, где, конечно, ему было не место.
Таким, в двух словах, было общее отношение Джона к объятиям истеблишмента и буржуазии, пока до него не начало доходить, что это истеблишмент взял от него все лучшее, а не наоборот.