Впрочем, в городе Тюмени его нет, и никогда не было.
Поясняю, почему: потому что в 1977-м году когда оно, судя по этой картинке, существовало, и рекламировалось в заграничных журналах, из одного из которых, найденного мной на помойке, она и вырезана, сия картиночка, тогда в Тюмени торговля баночным пивом зарубежного производства не осуществлялась.
А когда она стала осуществляться — такого пива уже не было ни в ларьках, ни хотя бы на картинках в журналах.
Я, во всяком случае, ни разу такого не видывал — ни в Тюмени, ни в Москве, ни —
Из чего делаем вывод: даже в мире слабоалкогольных напитков действуют все те же неумолимые законы истории: глория мунди — транзит.
8 сентября 1996 г.»
— Это что? — заинтересовался Оганян картиночкой.
— А ты прочти, там написано, — ответил я ему.
— Да что читать, ты мне так, словами расскажи! — настаивал Оганян.
— Да что рассказывать, ты прочитай, там шесть строчек, мне рассказывать дольше, чем тебе читать, — не уступал я. На эти препирательства ушло около получаса. Наконец, Оганян согласился прочесть сам.
«Такое пиво. Оно существовало, «— прочел он первую строчку. — Фигня! — тут же вскричал он гневно. — Не было такого пива!
— Авдюша, — принялся я его увещевать, — Посуди сам: вот перед тобой цветная картинка высокого качества полиграфического изготовления. По-твоему выходит, я, во-первых, сначала нанял художника, чтобы он эту банку нарисовал — я, как тебе известно, рисовать не умею, — потом, потратив значительное количество сил, времени и денег, напечатал ее в одном экземпляре, вырезал по контуру, вклеил вот сюда — и все это ради того, чтобы ввести читателей в заблуждение относительно того, что такое пиво якобы существовало?
— Да, — подумав, признал Тер-Оганян, — Это вряд ли.
— Но, — сказал он, подумав еще, — такого пива — все равно не было!
1990, осень
Я приезжаю из Тюмени в Москву, в которой не был год, и обнаруживаю: О. стал подкаблучник и говнюк! Имея две семикомнатные квартиры (см. Ордынка) — меня к себе пожить не пустил! Мол, старик, то да се, сам понимаешь…
Настропаляла его, конечно, Людка (см. Рождественская Л.), которая меня почему-то невзлюбила (вероятно, полагая, что именно я есть помеха О. на пути к славе и деньгам, сбивающая его на путь пьянства и ебанстства), но Людка-то, понятно, баба — дура (см. Бабы — дуры!), но идти у нее на поводу!
И в Трехпрудном потом мне места не предложил, и вообще.
Конечно, было бы хорошо, если бы можно было бы здесь написать «но я не обиделся».