На этот раз Хельги был более внимателен и заметил Диомида еще издали. На плечи юноши была накинута длиная мантия с капюшоном, полностью скрывавшая фигуру.
— Ну и ну. — Вместо приветствия Диомид недовольно скривился. — Ну разве можно в этом… Мы ж с тобой не на заседание синклита идем!
— А что такое? — Хельги оглядел себя. Обычная одежда — туника, талар, плащ.
— Больно уж ты чистый, — покачал головой Диомид. — И вообще, не похож на подгулявшего подмастерья. Талар вообще лучше снять, тунику — измазать глиной, вон как у меня. — Он распахнул мантию, показав разорванную на груди белую тунику, вполголоса пояснил: — Белая и рваная, потому что у меня якобы траур — умер любимый родственник. Надоело плакальщиц слушать, вот и решил немного развлечься. Так многие делают. — Юноша огляделся по сторонам и азартно улыбнулся: — Ну, пошли, что ли?
Небольшая площадь, куда они пришли уже ближе к ночи, была застроена какими-то полуразвалившимися зданиями самого трущобного вида. Дырявые крыши, кое-как заткнутые ненужным тряпьем, покосившиеся стены, темные провалы окон. В одном из строений тускло горели светильники, и из распахнутых настежь дверей доносились хриплые песни, прерываемые отборнейшей руганью и женским визгом. Хельги сунулся было туда, но Диомид вовремя схватил его за локоть.
— Эй, мы туда не пойдем. Больно надо получить нож под сердце. Лучше посидим здесь, под липами.
Вечер был теплым, в небе ярко светила луна, и звезды подмигивали собравшейся под липами толпе босяков, азартно рукоплескавших танцовщицам, что под лютню и бубен извивались в бурном танце.
— Давай, давай, Хеломида! Давай, Катрия! Приподними подол, не стесняйся!
Одна из танцовщиц — молодая, не лишенная приятности дева — тут же приподняла подол рваной туники, заголив ноги куда выше колен. Зрители довольно закричали, подбадривая:
— А ты что ж, Хеломида? Снимай с себя все, здесь все свои!
Вторую танцовщицу — Хеломиду — явно не нужно было долго упрашивать: крутнувшись на пятке, она стащила с себя грязную столу, с показной яростью швырнув ее в собравшихся. В следующий миг туда же полетела и туника. Оставшись голой, Хеломида — не первой молодости гетера, тощая, с отвислой грудью — похабно осклабилась, покачивая дряблыми бедрами.
— А теперь ты, Катрия! Ну!
Катрия, как видно, не часто тешила публику подобным образом, поскольку, никак не реагируя на крики, продолжала себе плясать, презрительно улыбаясь. Впрочем, какой-то тип уже обхаживал толпу с шапкой в руке. Зазвенели монеты.
— А ну, кто больше! — закричал человек с шапкой. — Кто же обнажит нашу Катрию?