— Ева! Останься со мной, милая!
Будто не слыша его, она покорно пошла за Пенродом к обрыву. О чем они говорили, Леон не слышал. Генерал навис над ней, как скала; Ева рядом с ним казалась провинившимся ребенком. В какой-то момент она подняла голову и робко посмотрела на него, а Пенрод мягко встряхнул ее, взяв за плечи. Леон едва сдерживался. Неужели он не может защитить любимую? Неужели никогда больше не заключит ее в объятия, не приласкает…
— Ну давай, Кортни, давай! — подзуживал Эдди Робертс. — Сделай что-нибудь. Дай мне повод. Прошлый раз отвертелся, теперь не получится. — Держа палец на спусковом крючке, он целился в правое колено арестованного. — Давай же, гаденыш! Дернись, и я с удовольствием отстрелю тебе ногу.
Леон понимал, что Эдди не шутит, а потому лишь скрипел зубами да сжимал до боли кулаки. Ева смиренно смотрела на внушающего ей что-то Пенрода, время от времени безвольно кивая, тогда как генерал пускал в ход весь свой богатый арсенал убеждения. В конце концов она кивнула, признавая поражение. Генерал обнял ее за плечи и повел назад, туда, где под дулом револьвера стоял Леон. Она не взглянула на него, и лицо ее осталось бесстрастным, словно застывшим.
— Капитан Робертс!
Пенрод тоже не смотрел на племянника.
— Сэр?
— Наденьте на арестованного наручники.
Эдди снял висевшие на ремне стальные наручники и защелкнул их на запястьях Леона.
— Держите его здесь. Ничего лишнего, если сам не нарвется. Оставайтесь на горе до получения моего приказа. Потом доставите в Найроби и поместите под домашний арест. Проследите, чтобы ни с кем не разговаривал. Приведете прямо ко мне.
— Слушаюсь, сэр!
— Идемте, дорогая. — Он повернулся к Еве. — У нас впереди долгий путь.
Они направились к солдатам, державшим под уздцы лошадей.
— Не уходи, Ева! — крикнул Леон треснутым от отчаяния голосом. — Не оставляй меня. Пожалуйста, милая.
Она обернулась и посмотрела на него безжизненными, словно затянутыми матовой дымкой глазами.
— Мы были детьми, глупыми детьми. Верили в придуманный мир. Игры кончились. Мне нужно идти. Прощай, Леон.
— Боже! — застонал он. — Разве ты не любишь меня больше?
— Нет, Леон, не люблю. У меня есть только долг.
Она отвернулась, и Леон не знал, что ее сердце рвется на части, а губы горят от лжи.
Едва генерал Баллантайн и Ева скрылись из виду, как Эдди Робертс приказал аскари отвести арестованного в хижину и посадить у центрального столба, поддерживающего крышу. Потом он снял наручники с запястий Леона и надел их ему на лодыжки, так что столб оказался между ногами.
— Я с тобой рисковать не собираюсь. Ты ж ловкач известный, умеешь выворачиваться.