Люди роптали. Во времена Дрейка все было иначе, моряки почитали за честь плавать с ним. Печальные настали времена: тех, кто дезертировал с кораблей, вешали в Хоу на устрашение остальным.
Это было июньским днем. Флот был готов к отплытию, и Тамар пришла в Хоу посмотреть, как корабли будут отчаливать. Почти рядом с ней оказался паренек, который был на несколько лет старше ее, и казался ей взрослым. Она знала, что это Бартли Кэвилл, сын сэра Хэмфри. Тринадцатилетний Бартли был рослый, с голубыми, как море, глазами и копной золотистых волос. Заметив, что он смотрит на корабли так же завороженно, как она сама, Тамар придвинулась поближе к нему.
Она заметила, что его штаны отделаны темно-красным шелком; ей понравился этот цвет и нежный блеск шелка. Чтобы понять, так ли нежен этот шелк, как выглядит, она протянула руку и пощупала его. Да, на самом деле он был еще мягче, чем выглядел. На его штанах была отделка и других цветов. Интересно, зеленый шелк такой же мягкий, как красный? Она должна была непременно потрогать его.
Но он, почувствовав прикосновение ее руки, быстро повернулся и схватил ее за руку.
— Воровка! — крикнул он. — Ага! Я поймал тебя, воровка!
Она подняла на него большие темные глаза и робко ответила:
— Я только пощупала шелк.
Голубые глаза засверкали ярче, чем море.
— Ты делаешь мне больно, — сказала она.
— Так тебе и надо, — огрызнулся он, — узнаешь, как будет больно, когда тебя повесят за воровство.
— Я ничего не украла.
— Я велю обыскать тебя. Отойди! Не смей подходить ко мне, грязная нищенка! Какая дерзость!
— Я не нищенка и не воровка. Это тебе надо бояться меня.
— Я велю сорвать с тебя эти лохмотья и обыскать тебя. Погляжу, как тебя будут пороть перед тем, как повесят. Попрошу сделать это специально для меня.
Внезапно она высвободила руку, но он схватил ее за волосы.
— Видишь вон того повешенного? — спросил он. — Он убежал со своего корабля. Так поступают и с грязными нищенками, которые воруют у знатных людей.
— Выше меня нет никого, — с достоинством ответила она, хотя ее лицо исказилось от боли, потому что он чуть ли не вырвал у нее прядь волос.
Его глаза метали молнии.
— Какая дерзость! Ты пожалеешь об этом!
— Это ты пожалеешь. Ты не знаешь, кто я.
Он взглянул ей в лицо и расхохотался.
— Так это ты! Дочка самого сатаны!
Увидев, что он не испугался, она была потрясена.
— Ну, а ты знаешь, кто я? — спросил паренек.
— Знаю.
— Тогда ты должна знать, что я слов на ветер не бросаю. Велю тебя выпороть за дерзость.
— Ты не посмеешь. Никто не посмеет. Я… я… — Она бросила на него свирепый взгляд. — Тебе же будет хуже, если обидишь меня!