— Ты так нужна мне, Чарли. Не могу даже выразить насколько…
Он спрятал письмо в карман жилета и встал, глядя в сторону лестницы, словно ее тринадцать ступенек вели его к виселице. Но он должен сделать это, исполнить желание друга.
Он постучал в дверь комнаты Лидии. Через минуту Николь открыла ее и вышла в коридор, тихо закрыв за собой дверь. Боль в ее влажных фиалковых глазах ранила его сердце.
Что сказал ему однажды Фитц, когда они напились после кровопролитного сражения, в котором погибло так много хороших солдат? «Мужчины сражаются, женщины и дети оплакивают их. Так всегда было и всегда будет, дружище, пока мы не научимся выбирать лучший путь».
— Ники, как она?
— Она разбита, Раф, — тихо сказала Николь. — Я не в силах утешить ее.
— Позволь, я поговорю с ней.
Николь кивнула, а затем вздернула подбородок, словно бросая вызов.
— Я никогда не допущу, чтобы такое случилось со мной. Я никогда не позволю, чтобы любовь сделала со мной то, что с Лидией. Я никогда не влюблюсь ни в какого мужчину. Никогда.
Раф промолчал, ибо говорить было нечего, и лишь поглядел, как Николь, приподняв юбки, побежала по коридору. Такая юная. Они с Лидией были еще такие юные.
Но Лидия внезапно стала гораздо старше.
Он еще раз постучал в дверь, не ожидая ответа. Спустя мгновение он вошел в комнату.
Особняк на Гросвенор-сквер, подобно многим домам в Лондоне и во всей Англии и Ирландии, стал теперь местом скорби.
Когда колокольчик прозвенел к ужину, никто не появился в гостиной, и Шарлотта, наконец, распорядилась, чтобы подносы с едой отнесли в комнаты герцога и его сестер.
Сама она ела одна в комнате для завтрака или, по крайней мере, делала вид, что ест, в то время как миссис Баттрем пыталась завязать разговор, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. У нее хватило такта быстро съесть свой ужин и удалиться.
Прижав подушку к груди, Шарлотта безучастно смотрела в большое окно эркера, наблюдая, как наступают сумерки и в темнеющем небе вспыхивают яркие звезды, — зрелище необычное для Лондона.
«Где же здесь звезда Фитца?» — гадала она.
Часы в вестибюле пробили девять, когда она стала медленно подниматься по ступенькам, чувствуя себя древнее всей вселенной. Ее служанка с красными заплаканными глазами тут же предложила ей успокаивающую ванну, и Шарлотта молча кивнула, надеясь, что сможет после этого заснуть. Спустя два часа она поняла, что ванна не помогла. Она откинула одеяло, сунула ноги в тапки, набросила пеньюар и направилась в кухню попросить теплого молока.
Дойдя до двери спальни Рафа, она остановилась.