Ей-то хотелось остаться в замке с замурованными окнами и там дождаться вестей от Хентцау. Но Кмен рвался обратно в горы, в родную каменную твердь, в свою подземную крепость. Его тянет вглубь точно так же, как ее — в ночное небо или к белым лилиям на водной глади, — хоть она и силится внушить себе, что полноту жизни дарует только любовь.
В окне вагона она видела собственное отражение: белесый призрак в темном стекле, за которым быстро, слишком быстро мелькает проносящийся мимо мир. Кмен знает: она боится поездов. И ради нее велел украсить стены вагона мозаиками: рубиновые цветы, малахитовые листья, небо из лазурита, нефритовые холмы и мерцающая гладь озера из лунного камня. Если это не любовь, то что тогда?
Эти каменные картины были прекрасны, и всякий раз, когда ей становилось невмочь смотреть, как мелькают за окном поля и леса, будто навсегда распадаясь в пестрой свистопляске времен, она водила пальчиками по лепесткам каменных соцветий. Но грохот поезда болью отзывался в ушах, а заточение в этом скользком холодном металлическом пенале наполняло дрожью все ее хрупкое, эфемерное тело.
Да. Он ее любит. Но все равно женится на этой кукольной мордашке, человеческой принцессе с огромными глупыми глазищами, которая даже своей хваленой красотой только лилиям фей обязана. Амалия. И имя-то такое же бесцветное, как лицо. С каким удовольствием она бы ее убила. Ядовитый гребень или платье, которое вгрызется ей в тело, пока она будет вертеться перед своими золотыми зеркалами. Как она будет орать, сдирая его с себя вместе с клочьями кожи, столь ранимой и мягкой по сравнению с каменным панцирем жениха…
Фея прильнула лбом к холодному стеклу. Она не понимает, откуда в ней эта ревность. В конце концов, Кмен не впервые берет себе другую женщину. Любовь на всю жизнь — такого у гоилов не бывает. Да и вообще ни у кого не бывает… А уж у фей и подавно…
Темная Фея прекрасно знает все россказни про себя и своих сестер. Кто полюбит фею, тот впадает в безумие, и сердца нет у фей, как нет и отца с матерью. По крайней мере, насчет сердца все правда. Она прижала руку к груди. Сердца — нет. Тогда откуда же любовь, которая так ее мучит?
За окном проплывали мимо звезды, как цветы в черной ночной реке. Гоилы боятся воды, хотя именно водой созданы их пещеры, и именно ее неустанная капель наполняет их подземные города ласковым влажным говорком. Они боятся воды настолько, что море положило рубеж завоеваниям Кмена, вынудив его мечтать о полетах. Но крылья она ему подарить не может, как и детей. Ведь она сама порождена водой, которой он так страшится, и все их слова, столь для них важные, — «сестра», «брат», «дочь», «сын» — не значат для нее ровным счетом ничего.